Букреев поехал к своему штабу.
В небе ровно гудел самолет. Люди удивленно поднимали вверх головы, вслушивались.
Букреев остановился возле двухэтажного дома с балконом и фигурной орнаментовкой окон. У ограды, под ветвями магнолий, протянувшимися из сада, понуро стояли оседланные лошади, забрызганные грязью по самые уши. Коновод, увидев офицера, быстро встал и заморгал сонными глазами.
– Хайдар, сегодня никуда не поедем. Можешь отвести на конюшню, – распорядился капитан, – а потом принесешь обед и купишь бутылку вина.
В доме, куда вошел Букреев, квартирьеры горнострелкового полка, стуча каблуками и оставляя следы на полу, вымеряли шагами комнату и отмечали что-то мелом на стенах.
– Мы тут думаем перегородить, товарищ капитан, – сказал интендант. – Вот здесь разместим…
– Не советую обживаться, – перебил его Букреев. – Вас здесь надолго не задержат, – сказал он и прошел в свою комнату.
Здесь стояли две кровати, письменный стол и несколько пальм в зеленых кадках. Два окна выходили в сад, куда новые хозяева успели завезти полевую кухню. На дорожке между олеандрами кряжистый красноармеец, сверкая топором, рассекал дубовые поленья. Дорожка, еще недавно любовно посыпаемая песком, теперь была истоптана конскими копытами и сапогами. Ручьи уносили листья и лепестки цветов.
Букреев разделся и переменил все, вплоть до белья и сапог. Красноармеец успел затопить печь в кухне, и из трубы повалил густой дым, поднявшийся выше магнолий и зонтичных верхушек драцен.
Хайдар пошел в столовую.
Из окон, обращенных к порту, была видна стоявшая эскадра.
Хайдар принес обед, и Букреев задержал его. Было тяжело расставаться с ним, сопутствовавшим ему уже около трех лет, но кому-то нужно было оставаться, хотя бы для того, чтобы сохранить лошадей и не отдать их в чужие руки. Да и в морскую пехоту Хайдар не подходил, так как в десанте нужен был безупречно здоровый вестовой, а Хайдар, будучи тяжело ранен при разгроме диверсионной группы врага, не совсем хорошо владел левой рукой.
– Сегодня мы выпьем с тобой вместе.
– Нет, – Хайдар покачал головой.
– Почему нет? – улыбнулся Букреев.
– Потому что мне плохо на сердце, товарищ капитан.
– Вот видишь, кроме корявой руки у тебя еще и сердце того…
– У меня сердце хорошее.
– Ну, тогда давай выпьем. Может быть, в последний раз с тобой пьем.