Перешагнув через порог, Любовь Михайловна оказалась в высокой,
выше, чем по колено, траве. На неестественно голубом небе полыхало
преувеличенно яркое солнце. Из сада за ее домом пронеслась стайка
щебечущих птиц и исчезла в густой роще на противоположной стороне.
Женщина повернулась – лес окружал поляну со всех сторон.
Существовали только ее дом, сад и огромный лес. И Гриша. Он стоял
чуть поодаль, примерно в середине поляны и смотрел прямо на нее.
Где-то рядом яростно взвыла кошка. Неестественный мир покачнулся и
пропал.
Любовь Михайловна очнулась на полу в темном коридоре своего
домика. На полу лежал белый платок, тросточка стояла у стены.
Женщина охнула, протянула руку к платку и замерла. На коже не
осталось ни проступивших синих жил, ни старческих пятен. В голове
снова прозвучал голос мужа: «Люба…» – и она поднялась на ноги.
За окном поднималось солнце.
Со всех ног она бросилась в комнату к единственному зеркалу,
взглянула в него и громко охнула, увидев в отражении молодую
девушку с густой гривой черных, как смоль, волос.
***
Василий и Палыч вернулись из квартиры Семена. Увиденное
требовалось хорошенько обдумать и обсудить. На столе в кабинете
Чернова стояли чашки с остывшими остатками дневного чая.
– Может, у тебя есть, что покрепче? – с надеждой в
голосе спросил Палыч.
Дед Василий молча открыл ящик, вытащил оттуда круглую бутылку с
коньяком и кинул другу. Тот поймал ее на лету.
– Ты всегда хранишь непочатые бутылки в своем столе? –
слабо улыбнулся старик.
– Исключительно на тот случай, когда зову тебя в
гости. – Чернов отошел от стола к книжному шкафу, начал быстро
перебирать книжные корешки. В это время Палыч вытащил пробку и
плеснул немного темно-коричневой жидкости в чашку.
– Ты сказал, что у тебя есть хоть какое-то объяснение тому,
что мы сегодня видели.
– Есть, есть, – пробормотал Василий, продолжая
перебирать книги. Наконец, он извлек одну, сильно потрепанную, еще
в кожаном переплете. Тиснение полностью потеряло краску, листы,
местами надорванные и лишенные уголков, были покрыты чернилами,
нанесенными еще при помощи гусиного пера.
– Ну, так? – нетерпеливо спросил Палыч, отхлебнув из
чашки. – Ммм, давно не пил такого! – он посмотрел на
бутылку. – Что это?
– Коньяк, – Василий оторвал глаза от книги. –
Армянский. Ему около полувека.