– Что ты такое?? – севшим голосом спросил Сергейцев.
– Вы не поверили в мой настоящий возраст, вы не поверите и тому,
что я скажу. Поэтому предпочту не отвечать на данный вопрос.
Пиджак, пожалуйста. Ах да, и еще ключи, конечно же.
Следователь скинул пиджак и ботинки, протянул Филимонову связку
ключей.
– Вы – добрый человек, да и я не привык делать людям больно.
Поэтому я просто запру вас здесь, а ключи оставлю на вашем столе.
Не ищите меня. – Филимонов накинул пиджак и направился к выходу из
клетки, открыл решетчатую дверь и остановился, посмотрев через
плечо. – Прошу вас. Не усложняйте.
Сергейцев опустил дрожащую руку с пистолетом.
– Я оставлю записку на столе. Вас найдут, не переживайте. Просто
забудьте об этой встрече. Всем это просто показалось. – Он
улыбнулся и вышел.
На выходе попрощался с дежурным и направился восвояси.
Любовь Михайловна, маленькая, сухонькая старушка восьмидесяти
пяти лет, прожила в этом городке на пятьдесят тысяч жителей всю
свою жизнь. И весь долгий жизненный путь она искала призвание.
Сперва это была педагогика, но когда с детьми не срослось, она
выбралась на производство и стала ткачихой. Это дело увлекло ее
надолго, но к тому моменту, как следовало бы обзаводиться семьей и
детьми, она продолжала усердно вырабатывать смены. Вместе с
родителями она отстроила в конце 70-х маленький бревенчатый домик,
от которого так и не смогла оторваться.
В отличие от большинства таких же одиноких старушек, после
смерти родителей и прочих родственников, Любовь Михайловна или баба
Люба, как ее называли соседи, не ударилась в религию. Она просто
свихнулась. Так решили окружающие, которые смотрели, как она
постепенно забрасывает огород, но проводит немало времени на земле:
ходит среди яблонь, не обращая внимания на то, что они зарастают
сорной травой по пояс, а потом уже и молодой порослью. Последние
пятнадцать лет баба Люба целыми днями, с апреля по ноябрь ходила по
своему участку. Изредка она пропадала на пару дней, но потом всегда
возвращалась.
У многих вызывало удивление, как она может жить на одну пенсию,
по сути, не имея собственного огорода. Однако бабушка цвела и
внешне совершенно ни в чем не нуждалась. Сухое морщинистое лицо
всегда светилось безмятежной улыбкой. Она искренне любила домашних
животных, но при этом усердно не любила детей. В особенности тех,
что нередко ходили по улице, рвали неспелые ягоды с деревьев возле
забора и «причиняли всякий вред». Проявилось это свойство
относительно недавно, но среди детей и молодежи баба Люба
моментально превратилась в сварливую старуху. Не знай кто о том,
какими проклятиями она может осыпать тех, кто без спроса сорвал
вишню, подумает, что она просто божий одуванчик.