Я попятилась при виде столь вопиющей
хладнокровной жестокости. Уперлась спиной в закрытую дверь и слепо
зашарила рукой в поисках ручки.
— Стоять! — тяжелой плетью ударил
меня окрик Луциуса, и я затряслась от ужаса. Должно быть, сейчас
пришел мой черед умирать. Но он продолжил на удивление мягко,
озабоченно покосившись на часы: — Н-да, до закрытия департамента
пять минут. Пожалуй, времени нет объяснять.
Я догадалась, что за этим последует,
поэтому вскинула руку, создав перед собой щит. Однако в следующее
мгновение произошло небывалое: заклинание Луциуса в виде ярко-алой
молнии прошило его насквозь, словно вообще не заметив. Удивиться
этому я не успела, поскольку оно ударило меня в грудь, откинуло
назад, утаскивая за собой в черный провал между мирами.
— Упрямица...
Я нежилась в полудреме, не торопясь
выныривать в столь жестокую реальность. Здесь не было боли, страха
и никаких невыполнимых задач. Только ласковые прикосновения,
горячие поцелуи и ощущение невесомости.
«Наверное, я все-таки умерла, — сонно
подумала я. — Точнее, Луциус меня убил. Поэтому мне так хорошо.
Правда, зачем ему все-таки понадобились все эти сложности?»
Последняя мысль вызвала беспокойство
и растревожила меня. Я медленно, неохотно, но выплывала из дрёмы,
отчаянно цепляясь за остатки такого сладкого небытия.
— Упрямица, — опять услышала я
негромкое. И чьи-то губы прижались к моим, не давая задать
вопроса.
Не знаю, сколько времени прошло. Я
балансировала на хрупкой тонкой грани между сном и явью, купаясь в
непривычном блаженстве. Наверное, если чертоги Иракши на самом деле
ожидают нас после смерти, то для ее любимцев они выглядят именно
так. Бесконечная расслабленность, изредка сменяющаяся острым, почти
болезненным наслаждением. И вновь мирное покачивание на волнах
спокойствия.
— Моя упрямица.
Я уже потерялась в счете, сколько раз
слышала это. И больше всего на свете мне хотелось согласиться:
да-да, твоя, только твоя, продолжай, не останавливайся! Но в
глубине души проснулось недовольство. Нескончаемой волной хлынули
воспоминания. Пустынные коридоры департамента. Жадные прикосновения
Ивара, от которых оставалось чувство, будто испачкалась в чем-то
грязном и мерзком. Нервная улыбка Альтаса, когда он согласился
помочь...
От этого видения я окончательно
проснулась. Сердце вдруг так сжалось, пропустив несколько ударов,
что я испугалась — не замрет ли оно навсегда. Но почти сразу оно
вновь забилось, вдвое участив свой ритм. Надо же, никогда не
думала, что предательство — это настолько больно.