– Как жизнь, Володя?
– Э-эх, Иоланта Николаевна! Да разве это жизнь? Так, жалкое подобие.
– Ну, не знаю, не знаю. Выглядите очень неплохо.
– Вы мне льстите. На самом деле я – полная развалина. Как в том анекдоте, знаете? – Барменша Зиночка оперативно поставила перед ними две чашки дымящегося эспрессо и молча удалилась. – Так вот, объявление на заборе: «Пропала собака. Особые приметы: один глаз, хромает на одну лапу, одно ухо надкушено, другого нет, на морде шрамы. Отзывается на кличку Счастливчик».
– Смешно, – вежливо улыбнулась Ольга, скосив глаза в сторону говорящего по телефону Джамалова. Тот в ответ показал ей взглядом: дескать, сигнал с КТС по-прежнему устойчив и по-прежнему где-то рядом. – Володя! – попросила она, поднимаясь. – Можно вас на минуточку?
– Всегда пожалуйста, – кивнул Шмага, вставая следом.
Они подошли к тому месту, где, нетерпеливо переминаясь, ждал Ильдар, и Прилепина указала рукой на фигурку сидящей на гранитной скамеечке потерпевшей гражданки Анкудиновой.
– Володя, видите вон ту женщину?
– Допустим.
– Полтора часа назад здесь, в универмаге, у нее порезали сумку и вытащили кошелек.
– Неужели? Ай-ай-ай, какое горе! – закатил глаза Шмага. – И много денег?
– Восемьсот рублей.
– Серьезная сумма. Как же она решилась такие деньжищи при себе носить?
– Помимо денег в кошельке лежала одна вещь. Человек, который подмахнул кошелек, судя по всему, не разобрался в ее предназначении. Однако вещь эту не скинул и в данный момент держит при себе.
– А вещь эта, часом, не блестящая? – вроде бы серьезно уточнил Шмага.
– Металлическая, серебристого цвета, – подтвердила Прилепина.
– Так это, наверное, сорока!
– Кто такой «Сорока»? – удивилась Ольга. – Что-то я не припомню такого погоняла?
Шмага расхохотался:
– Фу-у, Иоланта Николаевна! Ну что за жаргон? Сорока – это птичка такая. Она вечно хватает всё блестящее и тащит к себе в гнездо. Разве вам мама в детстве «Юный натуралист» не выписывала?
Не вынесший столь откровенного глумления «вспыльчивый горец» Джамалов молниеносно закипел и схватил Шмагу за лацкан хьюго-боссовского пиджака:
– Слушай, ты! С тобой по-хорошему говорят. А ты, похоже, только по-плохому привык?
– Руки убери! Я сказал, руки убери! – прорычал Шмага, недобро напрягшись.
– Иначе что? – с вызовом поинтересовался Ильдар.