кого именно ты так опасаешься? И боишься, что они
могут помешать от имени Метрополии?
В ответ только и могу что широко раскрыть глаза и лязгнуть
зубами.
- Я уже поняла, что в родне ты не силён… Сhigʽatoy tili, он же Сhigʽatoy Turkī, - продолжает
веселиться Алтынай.
- Что за зверь? – вовсе не притворяюсь, поскольку настолько
глубоко в местный фундаментал мои поверхностные прикладные знания
даже там не заходили.
- А вот мы сейчас с тобой на нём говорим, - Алтынай чуть меняет
фонетику и грамматику, переходя на какой-то очень близкий диалект,
который, что называется, «можно пощупать руками». – Вот это он и
есть, во всей своей красе.
- О, родня?! – в очередной раз за сегодня, неподдельно
удивляюсь. – Я всё понимаю, что ты говоришь! Произношение чуть
смешное, но грамматически…
У меня вертится на языке слово «фонетика», но сейчас оно
однозначно понято не будет.
- Родня, - смеётся она, кивая. – Причём достаточно близкая.
Гораздо ближе к нам, чем к сегодняшнему двору Султана. Я, конечно,
не уверена, что именно мне прямо розовыми лепестками бы путь
усыпали, но уж всяко попытались бы договориться перед тем, как
что-то сообщать в Метрополию. Обо мне и моих людях.
Алтынай откладывает в сторону один лист карты и подвигает ко мне
второй:
- А вот это Гуджарат.
- Вотчина, как ты говоришь, Махмуда Газневи? – напрягаю память.
– Бывшая… Кстати, а он что, не фарси разве был? Я почему-то думал,
что он не наш, а из фарси. В крайнем разе, forsii tojikī …
- С ума сошёл? – возмущённо подпрыгивает на месте Алтынай. –
Никому и никогда этого больше не говори! Это старший сын
Себук-Тегина! Да, они происходят из той знати, если
совсем точно - из гвардейцев-гулямов, служивших при дворе
Somoniyon. И да, сами
Саманиды были из фарси, и столица их государства тогда была в
Бухаре… НО! – меня хлопают ладонью по лбу, - сам Себук-Тегин, как и
правящая верхушка Газни того времени, из туркан!..
Следующие полчаса Алтынай ожесточённо рисует целые многометровые
схемы на доске, поясняя мне детали обеих тюркских династий.
Завоевавших и тут, и там север Индии.
Из вежливости не перебиваю, но нити родственных связей теряю
примерно после третьего «подхода» к доске, поскольку места на доске
не хватает и Алтынай, заполнив всё пространство фигурами и
пометками, стирает написанное и начинает писать по новой.