- Гаденыш, сколько раз я тебе говорил перестать меня так
называть? – Лестер пнул паренька ногой в спину и тот несуразно
завалился на бок. – Я не сую свой нос в такие дела и тебе посоветую
сделать то же самое.
Пока мальчишка поднимался после довольно таки тяжелого пинка, к
повозке подскакал один из всадников:
- Лестер! Лорн срочно вызывает тебя к себе. Он сегодня злее, чем
обычно, не заставляй его ждать и на этот раз.
- Ха-ха-ха, да он постоянно трясется перед каждой сделкой! Может
как атаман и боец он неплох, но торговец из него вообще никакой.
Передай Лорну, что я буду. Скоро. Как только мясо доем, – отрезав
еще один ломоть медвежатины, Лестер ловко подцепил его ножом и
одним броском показушно отправил себе в рот.
Грэм, дождавшись пока всадник уедет, хотел было что-то спросить
у своего старшего товарища, но передумал и молча продолжил смотреть
вдоль дороги. Лестер спустя некоторое время доел, спрыгнул с
медленно катящейся повозки и оставил паренька наедине со своими
мыслями. А двенадцатилетнему мальчишке было о чем подумать. Каждый
раз, когда он видел Лорна или даже всего лишь слышал его имя, то
мысленно напрягался. Здоровяк Лорн, атаман этой шайки, был,
пожалуй, тем классическим разбойником, которым матери порой пугают
своих детей. На голову выше практически любого члена их банды, с
густо растущей бородой, Лорн был известен тем, что мог запросто
разрубить человека пополам своей огромной секирой, а в кулачном бою
легко справлялся с четырьмя противниками.
Грэм оказался совсем один два года назад, когда убежал из своего
родного городка, в котором к тому времени практически не осталось
пропитания из-за длительной осады. Казалось, он чудом сумел сбежать
от войны через кольцо врагов, но спустя пару дней голодных скитаний
по окрестным лесам, именно Лорн и его шайка стали первыми людьми,
встреченными мальчиком. Атаман, как выяснилось, просто от скуки,
довольно долго и с упоением избивал похожего на тощий скелет
паренька, а потом просто оставил умирать на земле недалеко от их
лагеря.
Тогда Грэм уже думал, что это его конец, и десятилетнему на тот
момент парню в какой-то момент уже было не так важно от чего
умирать – в городе от голода, или в безымянном лесу от разбойничьих
побоев. Именно в тот момент, пожалуй, что-то сломалось в пареньке,
а может быть наоборот, именно тогда родилось в нем что-то
непонятное. Сильно мучила жажда, переломанные ребра мешали дышать,
на языке чувствовался металлический привкус крови. А жажда жизни
перед, казалось бы, неминуемой смертью, становилась всё
сильнее.