Наемник усмехнулся.
—
Никогда не поверю, что джадхи целой рупсулы не знает, что тамир в
чужих руках темнеет. Видимо, прав почтенный тамираз, всё прогнило
во Внешнем поясе.
— Да
как ты смеешь возводить напраслину на вернейшего слугу нашего
повелителя?! — дурное настроение прорвалось, как перезревший
гнойник, сметая осторожность и привычное преклонение перед теми,
кто знатнее и облечен большей властью. Четверо бойцов охраны против
одного клинка показались джадхи надежной защитой. Поэтому старик
повернулся к незваному гостю спиной, тихо бросив своим
телохранителям:
—
Убить!
И
попробовал сосредоточиться на рыжем нарушителе. Появление наемника
предопределило судьбу мальчишки. Будь по-иному, возможно, джадхи
ограничился бы поркой и усекновением руки. Но сейчас прорвавшееся
недовольство, злость и досада сделали приговор максимально суровым.
Старец открыл рот, чтобы обречь юношу на казнь...
Слитный вздох дерхазов заставил почтенного
наместника стремительно, не по годам, развернуться в седле. Скакун
даже всхрапнул, не ожидая от степенного ездока такой
прыти.
В
пыли главной площади поселка сломанными куклами валялись все
четверо телохранителей. А странный наемник, зажав длинный порез на
боку, с нехорошей усмешкой стоял в двух шагах от джадхи.
—
Плохая попытка. — в голосе обладателя золотого тамира слышалась
плохо сдерживаемая злость. — Я предъявил тебе знак своей власти, а
ты решил убить меня... Ты ведь знаешь, что бывает за покушение на
старшего по законам Светоликого нашада?
— Да
продлятся дни его...-— машинально докончил ритуальную фразу джадхи,
серея.
—
Продлятся, продлятся. Ты бы о своих четках думал,
глупец.
—
Пощади... — выдавил старик, сползая с седла и падая в
пыль.
Наемник брезгливо пнул растерявшего весь лоск
наместника
—
Встань и встреть свою участь, как мужчина. Не оскверняй звание
джадхи недостойным поведением.
—
Пощади, владетельный! — взвыл владыка рупсулы, а на самом деле, всё
тот же сломленный пытками школяр, загнанный глубоко внутрь
почтенного джадхи, но внезапно вылезший наружу.
— Не
могу. — с показным сочувствием покачал головой наемник, покачивая
непривычным тонким прямым мечом. — Власть закона держится на
непреклонном его исполнении. Ты ведь знал, на что обрекаешь себя,
отдавая приказ. Ты ведь и этих людей обрекал на смерть. Так что же
ты сейчас, подобно побитому иглохвосту, стонешь и молишь о пощаде?
Встань и прими должное.