– Да, неказист! – бросил сквозь зубы отец.
Александр скорчил в зеркало не то себе, не то Ганнибалу рожу и отвернулся:
– Я не такой!
– Когда б он был записан в полк в свое время, то был бы теперь уж сержант, а то и поручик! – досадливо заметил Василий Иванович.
– Время не упущено, – возразил Ганнибал.
– Решено: запишу тебя, Александр, в полк! – стукнув по столу ладонью, сказал Василий Иванович.
Александр быстро взглянул на мать. Она заголосила, протягивая к сыну руки:
– Родной ты мой, галчоночек ты мой! Отнимают первенького моего от меня!..
– Ну, матушка, отнимут еще не сразу. Годика три дома поучится. Полно вопить!.. Достань-ка нам семилетнего травничка. Надо нового солдата спрыснуть. Да и поснедать пора: час адмиральский!
Авдотья Федосеевна, вытирая слезы, ушла, чтобы исполнить приказание мужа.
– Ну, Александр, теперь ты доволен? – спросил сына отец, когда мать вышла.
Ганнибал усмехнулся:
– Да что откладывать – еще передумаешь! Пиши, сударь, прошение, пока государыня Елизавета Петровна в Москве, я и устрою все это дело, – посоветовал гость.
– Сынок, подай перо и бумагу! – приказал Василий Иванович.
Александр быстро принес из спальни ларчик, открыл его и подал отцу чернильницу, песочницу, гусиное перо. Тот, обмакнув перо в чернила, задумался.
– В какой же полк тебя писать? – глядя на сына, спросил Василий Иванович. – В Преображенский? И дядя твой, Александр Иванович, в Преображенском, и я в Преображенском. Выходит, и тебе в Преображенский.
– Батюшка, – тихо сказал Александр, – пишите меня в Семеновский.
– В Семеновский? Почему же?
– Да мне матушку жалко стало: ей трудно со мной сразу расставаться. Преображенский в Петербурге, а Семеновский полк в Москве квартирует… Всё ближе к дому.
– В Семеновский полк не запишут: у нас в Семеновском родни нет.
– А Прошка Великан? – напомнил Александр.
Василий Иванович усмехнулся.
– Кто же это будет – Прошка Великан? – спросил Ганнибал.
– Прошка-то? Вы не знаете? – удивился Александр. – Его батюшка за то в солдаты отдал, что он кобылу огрел оглоблей да спину ей сломал. К тому же озорник. Все дрался: ударит, а мужик и с копыльев долой. Батюшка его и сдал. Царица послала его с другими великанами к прусскому королю Фридриху[28]. А у Фридриха пушка в грязи завязла. Велел король своим солдатам пушку тащить – десять вытащить не могут. Отступились. Прошка подошел, крякнул, один пушку из грязи вынул да на сухое место и поставил. Только и сам повалился около пушки: у него жила лопнула. А когда жилу ему срастили, выходили, то отпустили его домой…