Пыль в теле замерла, и оно так
ослабло, что Гиб Аянфаль был вынужден опуститься на пол рядом с
одной из купелей. Жгучие и гневные мысли, терзавшие его, сплелись в
неясное месиво, становящееся всё более нечётким. Образы, слова,
которые он слышал и произносил совсем недавно точно разбегались в
стороны едва он пытался к ним мысленно обратиться.
Это продолжалось, как показалось
ему, довольно долго. Но вот слабость отступила вместе с тем, как
пыль разогналась до своей обычной скорости. Гиб Аянфаль поднялся с
пола и медленно, точно опасаясь совершить лишнее движение, побрёл
наверх. Он вспомнил, как искал Хибу возле Красной башни, наблюдая
её разрушение под покровом консула Сэле. Затем он вернулся к себе
и, желая большей правды, направился в низ, чтобы навестить
недужного. После этого момента воспоминания становились какими-то
нечёткими. Гиб Аянфаль чувствовал, что вся информация есть в памяти
его пыли, но она упорно не желает принимать внятные образы и слова,
как будто становясь недоступной для него самого. Гиб Аянфаль помнил
только тревогу и пронзительную душевную боль от собственного
бессилия.
Ноги сами привели его в садик
Гиеджи, и он направился за деревья, где смолкало звучание волн.
Сегодня ему больше не хотелось их слышать – он жаждал остаться
наедине с собой. Щёки его жгли пылевые слёзы, сами собой
выступившие ещё внизу. Но как только он опустился на траву, его
одиночество прервало чьё-то приближающееся присутствие. Гиб Аянфаль
поспешно утёр слезы и, поднявшись на ноги, обернулся. Из-за
деревьев на поляну неслышно выступил Ае. Его волновые крылья
излучали мягкое голубое свечение, разогнавшее окутавшую сад
темноту. Лицо старшего родича величественно спокойно,
проницательный взгляд прикован к Гиб Аянфалю. Он подошёл к
строителю и остановился, ни слова не говоря. Гиб Аянфаль
почувствовал, что тем самым Ае предоставляет ему право самому
сказать то, что он считает нужным.
– Я был возле Красной башни, – прямо
заявил он, и замолк, вдруг почувствовав, что просто не может
продолжать. Бурлившие внутри слова и эмоции упорно не желали
складываться в слова, а спокойствие Ае вдруг показалось ему
каким-то кощунственно неправильным на фоне неведомого горя, которое
он перенёс.
– Да, – коротко ответил старший
родич, – и вижу, на пользу тебе это не пошло.