– Ой, няня, из меня что-то лезет!
Няня молча подставила мне ведро; из неё тоже лезло, но она крепилась.
Капри мне очень понравился. Куда ни погляди, вдали и внизу было ослепительно сверкавшее Средиземное море. Мы ходили в горы к замку Тиверия, очень злого царя, который сбрасывал со скалы христиан. Заглядывать за край той скалы – сердце сжималось от ужаса. Из прогулок я обычно возвращался у няни на плечах. Она поражала меня своей прозорливостью:
– Данюшка, не ковыряй в носу, – говорила она внезапно, стоило мне отнять одну руку от её шеи.
Приехал папа. Бог знает, что он рассказывал про землетрясение! Это было ещё страшней Везувия. От Везувия можно было хоть убежать, а землетрясение – оно везде.
Раз мы всей семьёй отправились в Лазоревый грот. Плыли в лодочке по морю, вдоль неприступных скал. Чёрное отверстие грота почти закрывалось каждый раз, как набегала волна. Как туда проникнуть? Вот, накроет волна в узкой горловине и конец… Но лодочник ловко направил лодку по ложбине между двух волн, и мы очутились в гроте. Свет проходил через воду и потому всё в гроте казалось голубым: и вода, и своды, и сам воздух.
В гроте плавало несколько лодок с иностранными туристами. А посредине была естественная колонна, подпиравшая свод. У её подножия стояло несколько голых мальчишек. Иностранцы бросали мелкие монеты в воду, вода была исключительно прозрачной, и сверкавшие монетки были видны на большую глубину. Мальчишки ныряли за ними и ловили их, причём, их голубые тела грациозно извивались к удовольствию туристов. Я завидовал и кричал, что тоже хочу ловить монеты.
– Гляди, как дрожат мальчики в ожидании монетки – останавливала меня мама. Они трудом зарабатывают себе на хлеб. И мама дала ребятам пол-лиры прямо в руки. Они о чём-то заговорили, а папа перевёл:
– Синьора, наверно, русская, потому что только русские бывают такие добрые.
По воскресеньям мы ходили к Горькому. Его вилла была похожа на замок. Стены сада увиты вьющимися розами. Сам Горький представлялся мне великаном, одетым весь с головы до ног в жёлтую кожаную одежду. Так он мне запомнился. Очень странно было в Италии ходить во всём кожаном, и взрослые потом опровергали моё мнение, но я твёрдо стоял на своём. Может быть, он носил краги, а я просто не видел, что там было наверху? Горький смущался, старался снизойти до уровня моих интересов, разрешал мне рвать цветы в саду и был первым человеком, обращавшимся ко мне на «вы».