Надо ли говорить, что человек,
лишенный Отечества не по своей воле, превращается в озлобленное
существо с гипертрофированной обидой на дом, которого лишен? А
стоит еще вспомнить, что значительная часть эмиграции так
называемой «второй волны», концентрирующаяся в Нью-Йоркском районе
Брайтон-Бич, несет в глазах неизбывную обиду на несправедливый мир
уже последние пару тысяч лет. Так что вряд ли в этой ситуации в
американском кинематографе мог возникнуть не то, что позитивный, а
просто даже объективный образ России вообще и ее правоохранительной
системы в частности.
Вот поэтому и думают
американцы, что у каждого русского есть домашний медведь, совсем
ручной, и (пока не напьется водки) даже умеющий играть на
балалайке, дома обогреваются ядерными реакторами, а передвигаемся
мы исключительно на танках, и лишь иногда - на ракетах. Не говоря
уже о том, что мы «спим и видим, как бы захватить весь свободный
мир». А вместо игрушек мы дарим своим детям детища концерна
Калашникова, вкупе с ручными гранатами и брошюрками по оккупации
других государств.
Так, собственно, к чему все эти
рассуждения?
По прошествии двух часов в заключении,
я стал приходить к выводу, что отчасти, голливудские режиссеры были
правы.
Действительно, существуют места
заключения, что так широко разрекламированы в бессчетном количестве
кинокартин.
Небольшое, почти квадратное помещение
с замызганными грязью и плесенью стенами судя по остаточным
запахам, выбеленное и выкрашенное в прагматичные бело-серые тона
известью совсем недавно, стало первым, что я увидел, едва открыл
глаза. Тело болело, и довольно сильно замерзло, о чем явственно
свидетельствовали посиневшие конечности. Пред глазами еще
плескались пятна света и неосязаемые мошки, сквозь которые я мог
хотя бы вчерне разглядеть окружающую меня обстановку, дополненную
одиночной вмонтированной в каменный пол грубо сбитой деревянной
кроватью, застеленный видавшим и лучшие годы засаленный тюфяк,
источающий фантастические по своей мерзости запахи человеческого
пота и немытого тела. Намертво закрепленный к стене напротив
небольшой столик и неказистое ведро, всем своим видом дающее
понять, что оно предназначено отнюдь не для приема пищи, - что еще
нужно для того, чтобы отречься от мирских забот и предаться думам о
судьбах Отечества?