- Не та у нас ситуация, чтобы медлить,
Владимир Николаевич, - скривился я. – Помните, что я написал про
«Боярина» и «Енисея»? Двадцать девятое число совсем рядом –
промедлим, и потеряем новые корабли.
Лицо Лаврова потемнело. Как человек,
который на государственную службу пошел из-за горячей любви к
Родине, я его понимал. Воины японского императора благодаря своему
вероломству за одни только сутки уже повели в счете, да так, что
русскому флоту приходится ой как несладко.
- 'Маньчжур' так же будет
заблокирован в Шанхае, - напомнил я. - Против крейсера он не
выдюжит, а если эскадру направить ему на выручку - ее уничтожат по
дороге. Одна старая канонерка не стоит флота.
- Ну-с, это уже решать не нам,
Илья Сергеевич, на то есть Шпиц, Генерал-адмирал и, наконец -
Государь - отчеканил Лавров. - Впрочем, мы можем только молиться
Всевышнему, чтобы они прислушались к вашим словам, и достаточно
быстро. Иначе не миновать нам и еще больших бед - враг против нас
страшный, вопреки весьма распространенному у нас мнению
относительно того, что 'у японца тонки ножки, у макаки мелки
блошки'.
- Постараемся этого избежать, -
кивнул я ему уже в коридоре, когда мы оба покинули
допросную.
- Займусь докладом незамедлительно. Вы
же пока отсыпайтесь и набирайтесь сил – если все слоится
благоприятно для нас, то предстоит много работы.
На том и расстались. Контрразведчик
отправился за пределы Петропавловской крепости, где, как оказалось,
я находился. Мне же пришлось вернуться в свою камеру,
преобразившуюся за время моего отсутствия. Конечно, лучше и чище
тут не стало, но замене тюфяка на перину с теплым одеялом, я был
несказанно рад. Кроме того, выдали мягкое белье из тонкой
хлопчатобумажной ткани - длинные подштанники и нижнюю рубашку.
Несмотря на свой, до смешного архаичный вид, они наконец-то
защитили мое измученное тело от грубой шерсти тюремной робы.
Измотанный бесконечными вопросами Лаврова, периодически опасливо
поглядывавшего косящегося на гору предметов из будущего, я с трудом
доплелся до своей камеры.
Те же два сопровождающих, спустя
некоторое время внесли в камеру два подноса с едой – ничего
сверхъестественного. Но, в моем положении – поистине райское
наслаждение. Борщ со сметаной и черным хлебом. Вареная картошка с
поджарками. Горячий, крепкий чай.