Нестор Махно - страница 29

Шрифт
Интервал


– Где же хозяева? – еще погремел. – Ну, поехали дальше.

Так они торкались в четыре двора, и все без толку. Приметили сонно бредущую корову, за ней бабку.

– Брат Захария Клешни живой? – спросил Махно.

– Позабирали мужиков, – бабка склонила голову.

– Кто?

– А вы… чьи будете?

– Друзья бедноты.

– Эх, сынки, сынки. Мне уже все равно. Вчера проклятущий германец вместе с нашими украинскими оболтусами нагрянул. Укрывателей Махно искали. Да где он тут возьмется? – бабка искоса, цепко оглядела приезжих: что скажут, как поведут себя? Те были серые от пыли, угрюмо молчали. «А лошади не наши, богатые!» – доглядела старуха и облизнулась. Но гости ее не тронули, отправились дальше.

– Фу ты! – в сердцах воскликнул Нестор. – Ни поесть, ни поспать. Негде даже приткнуться на родной земле. Во, б…, дожились. Хуже волков!

– Может, елки-палки, разбежаться? Все-таки по одному, по два проще, – предложил Ермократьев. Ему надоели эти бесцельные скитания. «Куда прем? – молча пожимал он плечами. – С кем воюем? Так и с голодухи подохнешь».

– Верно, верно, – поддержали его те, кто присоединился в Лукашове.

– Не рвите постромки, – Махно поджал пересохшие губы. – Вон и колодец!

Холодная вода немного взбодрила их. Правда, края деревянного ведра были изгрызены лошадьми.

– Где-то тут Хундаева балка, – заметил Алексей Чубенко. – В незапамятные времена казак стоял зимовником. Надежная укрома.

– Айда! – скомандовал Нестор.

Ничего другого и не оставалось. Схоронившись там, расседлали коней, притащили сена, на выходах установили пулеметы с дежурными и уснули, как убитые…

К вечеру прибыл гонец из Марфополя, рябой разбитной хлопец.

– Дужэ просым до нас, Нэстор Иванович!

– А что случилось?

– Батьку моего отпустили из Гуляй-Поля. Крепко побили там в каталажке. Ноги еле приволок.

– Напомни, как его.

– Та Клешня ж.

– Захария брат?

– Ну да, Николай. Як узнав, шо мы вас утром, як вы стукалы, нэ пустылы в хату – став матом крычать!

В Марфополе отоспались, поплавали в пруду, правда, ночью. Николай Клешня, покряхтывая от боли, разрешил зарезать последнего кабанчика. Отведали горячей, давно забытой колбасы и на сытый желудок посовещались. Поскольку земля у них и, как они полагали, у властей горела под ногами, решено было начинать восстание. Махно написал и отправил с сыном Клешни в Гуляй-Поле призыв к открытому выступлению против карателей.