Налили борща, самогону. Еще подошли мужики, завязалась беседа.
– Тут такое дело, – осмелев, сказал Михаил и пыхнул самосадом. – Бачылы мельницы? У нас есть и маслобойни. Революция отхватила их у хозяев и поднесла нам. Хорошо! Где ни возьмись – немчура и варта. Забрали опять и лупят за помол деньгу крутую. А куда денешься? Семечек, зерна подсобрали. Як бы, Батько, того… назад воротить?
В хате притихли. Только сало шкворчало на сковороде. Ясно было, что для мужиков это больной вопрос.
– Нет ничего проще, – ответил Нестор, смачно закусывая. – Считайте, с данного момента мельницы и маслобойни уже ваши!
Крестьяне, однако, радости не выказывали.
– Что, не отдадут толстопузые?
– Не-е, вы ж поймите, Батько, отдать-то они пожалуйста. А як потом?
– Когда мы уйдем, что ли? Вы прямо режьте, прямо!
– Вот именно. Як же потом? – смуглое лицо Михаила было печальным, зеленые глаза сощурились. Он всё пыхал самосадом.
– Я же решил, – строго напомнил Нестор. – Мельницы и маслобойни уже ваши!
– А вы им это скажите. Им!
– Кому? А-а, чего проще. Зовите сюда захребетников. Немедленно!
Через некоторое время в маломерных дверях показался краснощекий молодец и с достоинством, слегка поклонился.
– Где остальные? – неприязненно спросил Махно.
Гость протиснулся поближе.
– Прошу прощения, тесновато у вас. Может, на мельницу заглянете? Всех приглашаем, – он с сомнением почесал за ухом. – Там есть на что поглядеть!
Нестор вспомнил первобытную крупорушку, которую с трудом вертел у Трояна. Захотелось увидеть настоящую технику, и он велел:
– Петя, ану сбегайте с Гаврюхой да осторожно всё проверьте там.
– Может, не надо, – попросила Тина, что тоже сидела за столом, но хозяйке не помогала.
– Боишься, – усмехнулся Нестор. Всем она хороша для него, а в отряде и здесь вот чужая и, похоже, никогда не будет своей: к уюту приспособлена, к шелковому гнездышку.
– Публика-то коварная. Беспокоюсь, милый.
Он обнял ее за плечи.
– Со мной тебе сам Люцифер не страшен!
Троян с Лютым и краснощеким молодцем ушли.
– И вы б не бегали. Припомнят, а у нас же трое, – подала голос Аня, глядя не на мужа – на Петра Петренко с болью и сожалением. Какой кавалер был, богатырь и умница. Даже эти разбойники прислушиваются к нему. Ах, не суженый!
– Всегда так! – возмутился Михаил, перехватив взгляд жены. – Нужда загрызает – ты виноват. Не лезешь из кожи вон. А чуть поднимешь хвост – дергают: сиди и не рыпайся. Та як же ее, ту справедливость, достанешь со связанными руками? – он вскочил. – Пошли!