***
На улицах Медвежьего квартала вечерело, но работа кипела как
всегда — без намека на спокойную жизнь и скорый вечерний отдых
туда-сюда носились разнорабочие словно день только начался. В
воздухе висел запах несвежей рыбы и деревянной стружки, который
перебивался запахом дубленой кожи, а что-то, напоминавшее
застоявшийся недельный суп, разносило свой аромат по бродяжьим
улочкам и въедалось в одежду.
Здесь не было нищих, которые вечно слоняются между домами и
просят милостыню или тех, кто в пьяном угаре валяется в подворотне.
Вернее, их здесь было не больше, чем в любом другом квартале
Дастгарда. Никто из местных не мог похвастаться большим домом или
периной без клопов, зато каждый из них знал, что такое дух и
свобода не понаслышке.
Днем каждый из медведей — так называли себя жители одноименного
квартала — узнавал другого в лицо, каждый мог попросить первого
встречного попробовать его похлебку на вкус, а то и вовсе
присоединиться к столу, а на следующий день получить новый длинный
лук для охоты или, например, связку гвоздей в подарок. Золото не
имело здесь веса. Жизнь была построена таким образом, что каждый
получал услугу за услугу, а все ситемы и сетимы, что попадали сюда
извне, тут же уплачивались в королевскую казну.
Конечно, квартал было бы сложно счесть за неблагополучный, если
бы всё было настолько просто. Как только солнце уходило за
горизонт, этот район Дастгарда окутывало мраком. Здешние люди,
словно оборотни, потерявшие себя с появлением на небе луны,
начинали грабить то, что, по их мнению, не должно было попасть в
руки короля, убивать тех, кто был не согласен с ними и даже
насиловать женщин просто потому, что никакого закона, который мог
бы их остановить здесь не существовало. Все законы прекращали свое
действие ровно в десять вечера, когда громоздкие железные ворота
запирала снаружи городская стража и оставляла медведей наедине с
собой. Жестокость, так умело скрывающаяся тут днем, выходила на
охоту ночью.
В еще открытые огромные ворота, отделяющие Медвежий квартал от
Солнечной аллеи, вошла высокая женщина в синем плаще.
— Где тут корчма? — поинтересовалась она, ухватив за плечо
пробегающего мимо мальчика.
Ребенок махнул рукой, показывая направление, и помчался дальше.
Следом пробежали еще несколько чумазых детей, видимо, отчаянно
желающих за что-то отомстить первому. Женщина рукой приподняла
капюшон с глаз и увидела с десяток лошадей, топчущихся у крыльца
здания, вывеска которого гласила — «Берлога». «Конечно, можно было
догадаться, что корчма — первое место, где останавливаются путники,
приезжая в город», — подумала она. — «Особенно наслышанные о
медвежьем гостеприимстве».