Чего в достатке было в зале, так это бород. Самые разные, самые
интересные, короткие и длинные, заплетенные в косицы, и отпущенные
чуть ли не до пояса, с лентами и колокольчиками, рыжие и черные,
всех цветов, мастей, и с самыми причудливыми украшениями. Даже
солдаты, что явно охраняли мою клеть, имели аккуратные, ухоженные,
на военный манер клиновидные бородки, и если бы не их облик, то
вполне могли бы сойти за конкистадоров. По сути, тут все были
бородаты. Все, кроме меня.
- Суд идет. – Вновь завопил кто-то, и все, будто по команде,
дружно поднялись. Заскрипели лавки, послышалась какая-то возня, а к
кафедре подошел еще один старик с длинной черной бородой и в
угольного цвета накидке, из под которой выглядывали веселые
василькового цвета штаны. На ногах судьи, а судя по серьезному виду
и белому парику на голове, это был именно он, обувь у судьи тоже
была странной. Старомодные штиблеты с тупыми носами и золотистой
пряжкой, ни в коей мере не гармонировали с его образом, создавая
впечатление, что владельца этих штиблет вызвали с какого-то
увеселительного мероприятия.
- Садитесь. – Зычно гаркнул судья. Снова заскрежетали по полу
скамейки и зашаркала обувь.
Подойдя к кафедре, человек в парике взглянул на толстый,
обтянутый кожей фолиант, и вдруг помрачнел.
- Все понятно. – Скрипнул он зубами. – Не зря меня выдернули с
дня рождения собственной дочери.
Судья перевел взгляд с записей на меня, и я буквально кожей
ощутил его ненависть.
- Сегодня мы судим некроманта! – Вдруг выдал он, и тонкий палец
пианиста с аккуратным, розовым ногтем, указал в мою сторону. В зале
послышались возгласы неодобрения и нелицеприятные восклицания, и
судье пришлось долго бить деревянным молотком по кафедре.
Успокоились собравшиеся бородачи только тогда, когда мужик в
веселых штанах пообещал выгнать всех из зала и вести
разбирательство в закрытом порядке.
«Я в коме». Пришло мне в голову. «Я лежу в больнице, и весь этот
бред с бородатыми людьми в странных сапогах мне просто чудиться
из-за обезболивающих». Эта мысль предала мне силы. Кома - это не
тот свет. Оттуда и выйти можно, а если это галлюцинации, то можно
что-то и предпринять. Без последствий. Вы помните то неописуемое
чувство, когда во сне вы понимаете, что спите. Уникальные
возможности появляются, я вам доложу. Можно летать, ходить сквозь
стены, творить, что хочешь. Я попытался встать и понял, что не
могу. Тело мое буквально прилипло к скамье. Я решил поднять руки, и
эта попытка пошевелиться тоже с треском провалилась. Дурноватый сон
грозил перерасти в откровенный кошмар, что тут же и подтвердилась,
когда я не смог вымолвить и слова. Все что мне тут-то было
позволено, это моргать и вертеть головой.