Так что я не думаю, что мои вкусовые ощущения были утрачены или попорчены тогда, когда я ел тюленей, даже жареных на тюленьем же жире, и не замечал никакого неприятного привкуса.
Не зависит ли это от места, где жил убитый тюлень, и чем он питался?
В желудках всех тюленей, нами убитых к северу от Земли Франца-Иосифа, а убили мы их порядочно, мы ни разу не нашли остатков рыбы, а всегда только мелких рачков, бокоплавов или «копшаков», как их зовут на Мурмане. В тюлене, по-моему, все съедобно. Печенка тюленя – это даже деликатес. Ее мы с удовольствием ели на судне все, еще тогда, когда у нас было много разной провизии. Мозг тюленя очень вкусный, если его прожарить в кипящем сале. Тюленьи «катары», самые оконечности, хорошо пропеченные, очень похожи на телячьи ножки.
Первое время мои спутники сильно злоупотребляли тюленьим салом, нарезав его мелкими кусочками и сильно прожаривая. Получалось то, что называется «шкварками». Если бы они ели эти «шкварки» с сухарями, то много, конечно бы, не съели, так как скоро насытились бы. Но сухари мы берегли и «шкварки» ели без сухарей, с одной солью. Для непривычного желудка такое лакомство действует как сильное слабительное. Но желудок ко всему приспосабливается, в конце концов и «шкварки» не оказывали особенного действия на наши желудки.
У этой большой полыньи, так сильно напоминающей очень дальнюю дорогу, куда-то на восток, мы простояли два дня. За это время в западной, более узкой части ее, накопилось много уже молодого тонкого льда, который набился друг под друга и достаточно окреп. По этому тонкому льду мы и переправились через полынью. Взяли немного восточнее, надеясь, что там будут полыньи, идущие на юг и соединяющиеся с большой полыньей на востоке, но этого не случилось.
Попадались маленькие полыньи, дававшие нам, правда, пищу, но плыть по ним было нельзя.
Опять пошли торосы, пошел глубокий снег, опять наше движение вперед за день было около 3 верст. Хуже всего этот глубокий снег, в котором нарты вязнут по самые нащепы и часто ломаются. Чуть не каждый день приходится заниматься починкой то тех, то других нарт. После каждой такой починки нарты становятся все тяжелее и тяжелее на ходу. Хорошо еще, что мы все полозья обтянули широкими железными шинами, а то была бы беда. Теперь же, как только ломается полоз, мы отвинчиваем шину, очень скоро делаем нужные накладки на перелом, не гоняясь особенно за чистотой работы, скрепляем их, а железная шина, привернутая на место, скрывает все недочеты.