– Вижу, вы хорошо подготовились.
– Я старался.
Через несколько минут, надев дождевики и хлопчатобумажные перчатки и вооружившись фонариками, которые Глеб также извлек из сумки, Глеб и Юрий Петрович вошли в музей.
Копаться в обугленных вещах было делом тяжелым, кропотливым и противным. Юрий Петрович то и дело тягостно вздыхал и робко спрашивал:
– И все же, что мы с вами собираемся найти?
– Узнаем, когда найдем, – отвечал Глеб.
В конце концов, Клинков замолчал и сосредоточился на поисках. Осматривая сгоревшее пианино, библиотекарь извлек из-под крышки обгоревший листок партитуры.
– Последнее, что сыграл на этом пианино ваш дядя, – трагическим голосом сообщил он Глебу.
Глеб взял листок, выхватил взглядом строчку над нотами: «Ludwig van Beethoven. Für Elise».
– Бетховен?
– Да, – кивнул Клинков. – Ваш дядя очень его любил. И часто наигрывал. Без особого, впрочем, искусства.
Глеб пожал плечами и вернул листок библиотекарю. Затем продолжил поиски.
Минут через двадцать среди обугленных досок и почерневших кирпичных обломков Глеб обнаружил закопченный железный сейф. Сейф был не заперт, однако дверца под воздействием высокой температуры перекосилась, и Глебу пришлось здорово потрудиться, чтобы его открыть. Наконец, дверь поддалась.
– А вот и первый трофей! – сказал Глеб, вынимая из сейфа картонную коробку из-под обуви. Коробка была черной от копоти, но не потеряла форму. Глеб обтер ее влажной салфеткой, после чего открыл.
– Что там? – с любопытством спросил Юрий Петрович.
Глеб осторожно извлек из коробки толстую стопку распечатанных на принтере страниц.
– Похоже на рукопись, – сказал он.
Некоторые страницы обгорели по краям, но текст не пострадал. Глеб скользнул взглядом по первой странице и нахмурился. Юрий Петрович, напротив, пришел в радостное волнение.
– Боже! – воскликнул он. – Это роман Бориса Алексеевича! Тот самый, о котором он мне рассказывал!
– Что-то вы слишком сильно возбудились, – усмехнулся Корсак. – Будто нашли неизданный роман Достоевского.
Юрий Петрович одарил Глеба укоризненным взглядом и тяжело вздохнул.
– Поменьше цинизма, молодой человек! Борис очень трепетно относился к своему роману. Не удивлюсь, если он считал его главным делом своей жизни.
– Мелковата, значит, была жизнь, – проворчал Глеб и нагнулся, чтобы осмотреть сейф.