Я же хотел поскорее выбраться из подземелья и
использовать свою чакру головы во всю мощь. Я отказывался верить,
что нельзя обойти родовое проклятье.
— Санджей! Сынок! — неожиданно во всю глотку заорал
Зунар. — Сейчас мы тебя вытащим! Где наши люди, пусть освободят
нового главу клана Сорахашер!
Видимо, на это Зунар потратил последние силы, потому
что, выкрикнув последнюю фразу, он рухнул без сознания.
***
Я сидел в шатре Зунара у его постели. В поместье ещё
суетились наши люди, пытаясь разминировать проход к Санджею. Для
меня же там работы не было, а без дела я сидеть не мог. Поэтому
помогал клановому целителю. Мы с ним просидели несколько часов,
залечивая ожоги и волдыри на коже Зунара. И теперь он выглядел куда
лучше. Но, правда, ожоги оказались не самым страшным повреждением.
Весьма пострадали внутренние органы, поэтому пришлось дополнительно
прибегнуть к помощи урджа и влить в Зунара как можно больше шакти,
чтоб он мог запустить регенерацию.
Я ждал, когда Зунар очнётся. Всё это время я думал о
родовом проклятии, о способах его обойти. Пообщался с нашим урджа,
Барбюсом — поджарым стариком с четвёртым уровнем ракта. В Сорахашер
вообще с урджа было напряжённо, а Барбюс, как выяснилось, был самым
сильным. Но меня не его сила интересовала, а знания и
опыт.
И Барбюс меня огорчил, сказав, что родовое проклятье
обойти невозможно. Многие пытались, но никому не удалось. Были
способы продлить жизнь проклятого на несколько недель и даже месяц,
но, в конце концов, дух рода всё равно сведёт его в
могилу.
— А если уничтожить родовые медальоны? Если, к
примеру, сварга-ракта уничтожит медальон? — не унимался
я.
— Невозможно, — сухо констатировал старик. —
Отважившийся на такое сварга тут же умрёт, как и любой, кто
коснётся медальона, без позволения владельца. Если владелец погиб,
можно похитить медальон, спрятать, но уничтожить — не стоит даже и
пытаться.
Старик тяжело вздохнул, с сожалением посмотрел на
меня:
— Жаль вас, свамен, ещё такой молодой, жить бы вам и
жить.
Кажется, старик решил, что это я убил Тивару. Но я не
стал его переубеждать, Зунар просил не говорить никому. И кажется,
этот удар из жалости и скорби мне временно придётся взять на
себя.
Старик покинул шатёр, когда мы закончили вливать в
Зунара шакти. А я же снова задумался.