Посох в этот раз, к счастью, был на месте. При желании его можно
было без всяких проблем вынести, попутно не спеша разобрав конюшню
– Дик все равно не проснулся бы. Вдобавок выяснилось, что пока он
спал, за ним кто-то поухаживал. В лохани плескалась чистая вода, а
вместо пустых вчерашних тарелок стояли новые, заполненные овощами и
зеленью. Кувшин, разумеется, тоже обновили. Да уж, повезло, что
посох не сперли.
Набравшись храбрости, с трудом сел (тело при этом выдало что-то,
подозрительно похожее на «твоюмать»), закинул в себя еду и упал на
спину снова. Судя по свету, пробивающемуся сквозь щели в крыше
конюшни, давным-давно настало раннее утро. Полоски света
высвечивали столбики пыли, висевшей в затхлом воздухе. Пахло
несвежим сеном. Марш-бросок отбил всякое желание путешествовать
дальше, и теперь Дик тупо лежал в тишине конюшни и грустно пялился
в потолок, разглядывая паутинку на притолоке и покусывая травинку
сена. Эх, а это ведь только первый день, что же будет дальше?
За стеной, во дворе, кто-то негромко разговаривал, но слов было
не разобрать. Лошадь тоже не подавала признаков жизни – ее, скорее
всего, увели на какие-нибудь полевые работы.
Неожиданно раздались звуки музыки. Голоса во дворе стали громче,
музыка приближалась. Невыразимо прекрасная песнь двух звонких
голосов под аккомпанемент флейты и арфы, казавшаяся совершенно
неуместной в этой вонючей затхлой конюшне, завораживала,
обволакивала, утешала, вселяла надежду и наполняла силой. Кто бы
это ни был, высший балл в караоке ребятам обеспечен. Пылинки,
зависшие в воздухе, закружились в такт, и даже луч солнца словно
задрожал вместе с ними.
Дик со стоном подскочил, вышел из стойла и, хромая при каждом
шаге, заковылял к выходу. Чертыхнулся, вернулся обратно, накинул
балахон, схватил посох и снова захромал к воротам. Сейчас он
представлял собой прекрасную иллюстрацию к таинственной букве «зю».
Наконец, достигнув своей цели, распахнул ворота и почти ползком,
цепляясь за створку, выволок себя во двор.
Музыка заструилась еще громче. Кружа в воздухе, мелодии
сливались одна в другую, перетекали в следующую и разделялись,
чтобы сплестись вновь. Даже злобный Пират не скалился и не рычал,
осоловело привалившись к стене конюшни. Вот она, сила
искусства.
У калитки стояли эльф и эльфийка. Высокие, златовласые и почти
неотличимые друг от друга в сверкающих, почти слепящих
одеяниях.