Хитроумный план подразумевал также участие в его реализации молодой женщины, переодетой королевой, которая в туманном полумраке явилась в сад на тайное свидание с кардиналом. Разные авторы указывают разные даты, но как бы то ни было, все прошло просто отлично, кардинал не заметил подвоха, и как мотылек на огонь лампы, устремился к цели, чтобы лишь опалить себе крылья. Сделанное якобы для мадам дю Барри по заказу Людовика XV, который умер до того, как оно было доставлено заказчику, ожерелье в 2800 карат легло тяжким и многолетним финансовым бременем на ювелирную фирму. Поэтому, не смея усомниться в чистоплотности человека такого положения, как кардинал, и будучи счастливы наконец сбыть товар с рук, ювелиры не задавали лишних вопросов и передали его де Рогану. А тот передал его Жанне, действовавшей будто бы от имени королевы, а вскоре после этого ожерелье исчезло, наверняка будучи разобранным на отдельные камни и переправленным в Англию, принеся авторам плана огромные дивиденды.
Узнав о совершенном мошенничестве только при получении от ювелира счета за просроченный платеж, вместо того, чтобы быстро и тайно решить возникшее затруднение, не поднимая лишнего шума, как поступил бы на его месте любой дальновидный монарх, под влиянием впавшей в гнев Марии-Антуанетты, побуждавшей его к активным действиям, слабохарактерный Людовик XVI буквально обезумел от ярости. Он выдвинул против кардинала официальные обвинения, и потянулся бесконечный, почти девятимесячный процесс, на котором доводы обвинения и защиты выдвигались, отзывались и вновь предъявлялись, окончательно запутывая юристов. Вокруг судебного процесса и взаимных обвинений сторон постепенно оформился титанических масштабов общественный скандал, над смущением и истерикой царствующей четы хохотал весь Париж, и таким образом еще один кирпичик лег в основание будущей Революции. Вообще говоря, многие историки так и рассматривают Дело об ожерелье королевы – как пролог к Революции.
Арестованная графиня де ла Мотт потянула за собой и Калиостро, который божился, что не принимал участия в планах заговорщиков, оставаясь сторонним – и поэтому невиновным – наблюдателем. Его репутация, и так уже весьма неоднозначная, от упоминания его имени в одном ряду с именами жуликов и воров претерпела новый удар. Его арестовали 22 августа 1785 г. и поместили в Бастилию, в «предварительное заключение», которое продлилось девять месяцев.