Я давно уже
привык отдыхать впрок. Это стало своего рода привычкой. С моей
службой никогда было не ясно когда придётся нормально спать,
принимать горячую пищу, бежать многокилометровый марш-бросок или
выслеживать кого-то днями напролёт в максимально дискомфортных
условиях. Поэтому такие как я приобретали особый навык - засыпать
мгновенно, пользуясь любым доступным временем для
передышки.
Растянувшись на нагретом солнцем щите баронаКлейсбеста, который, кстати, изображал
одноглазую сову в смешном рогатом шлеме на серо-синем фоне, я
погрузился в дрёму.
Мне снилась
чистая вода у берега, песчаное дно, радио, негромко напевающее
что-то советское за спиной, и мы с дочерью на бережку с удочками.
Нет, вот я совсем даже не рыбак. Кушать рыбу конечно люблю, но
ловить не очень, да и не умею. Но всё-таки есть в этом занятии,
что-то такое располагающее к себе, медитационное что ли. Часами мы
сидели на бережку, окунув ноги в тёплую воду и говорили, говорили.
Наловили-то полведра карасиков, а сколько было радости и
эмоций.
Я резко
проснулся, понимая, что что-то стряслось. Нет, это не Смауг Ужасный
прилетел и не орды урук-хаев нагрянули, тут другое. Сев в телеге я
встретился глазами с моим крестьянином. Моим! Феодал недоделанный.
Кажется, его звали то ли Лорн, то ли Норн.
- Господин!
Господин! Там беда! – промямлил он, согнувшись в три погибели.
Грудь его ходила ходуном, видать бежал, торопился.
- Что ещё?
– спросил я, выпрыгивая из телеги и кидая мальчишке-конюху ещё одну
медную монетку, чтобы присмотрел за нашими вещами.
- Там люди
барона Барнабу над сыном старосты издеваются. Он же дурачок, взял с
собой куклу свою вот они и…
- Веди! –
прервал я то ли Лорна, то ли Норна, опуская в рукав кривой
гоблинский клинок.
Мальчишка
(да, мальчишка и пусть было ему уже почти девятнадцать годков)
везде таскал с собой эту самодельную куклу. Видно она напоминала
ему о матери и тех временах, когда она была с ним. А может даже
была сделана руками самого близкого человека. Так что ж? Кого это
беспокоит?
Беспокоило
это четверых дюжих парней в ярко зелёных дублетах и красных
лосинах. Загнав сына старосты к стене конюшни, они под смех и
улюлюканье толпы кидали в него камни, тыкали в парня оглоблей. Сам
Борн и ещё один из крестьян, с разбитыми лицами лежали на земле, и
вяло протестовали против такого беспредела. Терпеть не могу, когда
обижают слабых. А когда толпой одного, тем более. Эх, не хотел же я
привлекать к себе внимание.