Старшая дочь в трудовой благополучной семье – этим сказано уже многое и, быть может, главное. Конечно, характеры детей в семье Федоровых были разные. Один ребенок не был похож на другого. В то же время что-то родовое, общесемейное есть у них у всех. Во всех Федоровых, от Кати до Пети, ее младшего брата, обнаруживается трудно выразимое, но явно присутствующее федоровско-бирюковское начало. Условия жизни, благополучные в начале жизни, затем у всех становятся так или иначе трудными. Но в каждом случае – по-особенному. Революция разразилась в начале школьных лет мамы. О начальной школе, где она училась, о первых учителях ее я ничего не знаю. Знаю, что книгу мама всегда любила. Любила напевать песни, сначала русские народные, волжские особенно, а потом и героические песни революции и Гражданской войны. Об этом хорошо написала сестра. В стихию русской речи она ввела и меня.
Шаланга, Тетки, Тошовка,
Два Услона, Пироговка…
Проговорите ритмично эти названия пристаней в окрестностях Казани – и вы почувствуете такт движения рейсового парохода, лопастями своего колеса перемешивающего волжскую волну. Удивительно выразительно передавала мама этот звуковой «логотип» родной Волги. Или еще:
Пароход баржу везет,
Баржа семечки грызет.
Присказки, байки и сказки лились здесь так же широко, как сама кормилица-Волга. Мельница в Печищах стояла (и до сих пор стоит) на самой нижней террасе, недалеко от воды. А над ней поднимаются знаменитые волжские «горы», воспетые Мельниковым-Печерским. Я думаю, маме нравилось и то, что поэтом Волги, ее лесов и высоких берегов был именно Мельников – человек с мельницы, как она сама и все ее тогдашние близкие.
Катя-с-мельницы была наделена живым воображением и ясным, богатым русским языком. Но разговорчивой и общительной, можно сказать, задушевной в своей открытости она была лишь с самыми близкими ей людьми – сказывалось старообрядческое наследие или просто таков был характер нашей мамы, сказать трудно. Домашнее воспитание, приводящее к обостренно глубокому восприятию семейных связей, чувство «локтя родства» – вот что прежде всего характеризует маму. Ее душа была создана не для внешней – социальной – активности, а для углубленной внутренней и внутрисемейной жизни. Всю свою жизнь она самоотверженно посвятила семье. Любила не только мужа, детей, но и братьев и сестер, причем больше любви, если так можно сказать, получали, пожалуй, более слабые. Это означает, что ее любовь, как это и свойственно русской женщине, была родственна жалости-состраданию, в которой, однако, не было ничего унизительного для ее объекта, как это подразумевается западным менталитетом. Сильный и сам сумеет за себя постоять, а вот слабому этого не дано. Поэтому младшего брата Петю она любила как-то особенно нежно – «болела» за него. Мама вообще «болела» за всех нас, и не только тогда, когда мы по-настоящему болели. Нет, всегда, постоянно «болеть» за другого, но близкого и родного человека – в этом все существо нашей мамы.