– Дитрих, тогда почему вы меня взяли?
– выдавила я.
– Вы хотите честного ответа? –
зачем-то уточнил он.
– Конечно. Зачем мне нужна
неправда?
– Тогда я вам отвечу через неделю, –
неожиданно сказал он.
– Почему через неделю? – возмутилась
я. – Я хочу знать сейчас. Возможно, от этого зависит моя
безопасность.
– Вряд ли, – не согласился Дитрих. –
Но скажу я вам только через неделю. Раньше никак.
– Я от вас увольняюсь.
– Тогда вы никогда не узнаете, почему
я вас взял.
Речь шла об очень серьезных вещах, а
Дитрих откровенно развлекался. Это меня настолько разозлило, что я
схватила одну из принесенных им папок и стукнула по его наглой
белобрысой голове. Точнее, хотела стукнуть, поскольку он отклонился
и удар пришелся вскользь по плечу. Он участливо спросил:
– Как, легче стало?
– Меня никто не смеет шантажировать,
– ответила я.
– Линда, разве я вас шантажирую? –
удивился он. – Я просто сказал, если уйдете – не узнаете. Вдруг эта
информация напрямую касается моей деятельности? Не могу же я ее
выдавать кому попало?
Я сама удивилась своему поведению –
Штефан не вызывал у меня столь сильных чувств, даже когда Эмми
доложила, что видела его с другой, а Дитрих всего лишь отказывается
рассказать что-то, пусть и касающееся меня напрямую. Я никогда не
находила в себе склонности к членовредительству, да и вспомнила,
что в моем положении рабочими местами не разбрасываются, да еще и
придется сдать артефакт. А вчера он мне очень даже помог. Я с
сожалением покачала в руке тяжелую папку, поняла, что с ее помощью
выбить все равно ничего не удастся, и почти миролюбиво
спросила:
– А почему именно через неделю? Не
через месяц? Не через год?
– Если хотите через месяц или год,
возражать не буду, – он необычайно ехидно улыбнулся. – А теперь,
когда мы решили вопрос с доверием ко мне…
– Не решили, – напомнила я.
– … я хотел узнать, не рассказала ли
вам подруга что-нибудь еще интересного про спутницу этого Эггера, –
невозмутимо продолжил он. – Линда, и положите наконец папку на
место, она вас отвлекает и мешает думать.
С этим я вынуждена была согласиться.
Папка в руках наводила меня совсем не на такие мысли, которые
должны были быть у секретаря по отношению к собственному
начальнику. Мне все так же хотелось узнать, что прочнее: его голова
или эта папка, и я ничегошеньки не могла с этим желанием поделать,
хотя прекрасно понимала, насколько неблагоразумно бить
работодателя. Я вздохнула и с сожалением положила свое орудие
выбивание правды на стол. И даже отодвинула от себя подальше, чтобы
не соблазниться.