Я подумал о том же, но перед этим обратился к самой Соне,
которая уже усаживалась на подстилку.
— Не объяснишь, что ты только что сделала?
— Попросила Енну оберегать наш костёр и отводить глаза тем, кто
живёт злыми умыслами. От тварей это не спасёт, но увеличит наши
шансы на спокойную ночёвку, — в уголках её глаз собрались морщинки,
а губы тронула улыбка. — Всё никак не привыкну, что ты издалека.
Неужели в ваших краях не было служителей восьмерых?
— Были, но не такие, как в ваших.
Отделавшись общей фразой я поднялся и вышел с территории
временного лагеря — следовало сходить в туалет, а заодно, не
вызывая лишних вопросов, поглядеть на камни, используемые жрицей в
заклинании. ИскИн сохранит изображения в памяти биотического блока.
Не знаю, насколько они окажутся полезными, но лишними точно не
будут.
Вернувшись через пару минут, я обнаружил, что жрица времени не
теряла и уже вырубилась. Лукат сидел рядышком, на валуне, и смотрел
поверх огня на каменистый склон, чем-то напоминая статую. Может
быть, своей широкой, прямой спиной, а может, каменным, без капли
эмоций, лицом.
Я не стал его тревожить. День выдался тяжким, ноги гудели со
страшной силой. Требовалось немедленно завалиться спать.
***
Мне снился странный сон, тяжёлый, удушливый, жаркий. В нём я
бежал по бесконечным улицам подгорного города, бежал, потому что
знал, что где-то там, впереди, происходит убийство. Но добежав,
каждый раз оказывалось поздно.
Убитые висели в переулке. То Лукат, то Мар, то Соня, а в конце я
обнаружил там самого себя, крюк под рёбрами и кровавая требуха, что
тянется до самой земли... Подобное зрелище, не способствовало
крепкому сну, и я проснулся.
Сел, звякнув доспехами, большую часть которых носил не снимая,
растёр ладонями лицо и, отстегнув от пояса флягу, глотнул воды.
Костёр продолжал гореть, камни превратились в здоровые угли и по
ним туда-сюда перебегали языки пламени.
Лукат сидел, прикрыв глаза, его поза ни капли не изменилась.
Посох на коленях, на лице пляшут отсветы и тени, ровная спина и...
частые бусинки пота на лбу. Перевёл взгляд на Соню и увидел, что
она поджала колени к груди и обхватила их руками. Спит в позе
зародыша, лоб в каплях пота, лицо бледное и переползла почти к
самому костру, будто мёрзнет.
Мне что-то не понравилось во всём увиденном, и я, надев лежащие
рядом перчатки, водрузил на голову шлем. Встав на ноги, вытащил меч
из ножен, но монах даже не шевельнулся, не говоря уже о том, чтобы
раскрыть глаза.