Брошенное поселение оказалось мечтой для любого голожопого бомжа
вроде меня. В надвратной башне я нашёл колчан, полный стрел с
позеленевшими, окисленными наконечниками. Глиняную бутылку,
заткнутую деревянной пробкой, чьё содержимое пахло забродившими
ягодами. Твёрдый и потёртый кожаный пояс, который так долго
пролежал неиспользованным, что едва гнулся в моих руках.
Но самой главной находкой в башне, которую я прочёсывал наскоро,
выделив на это буквально две минуты, стал топор.
Обычный ухватистый топорик с всё ещё крепкой деревянной
рукоятью, сердцевину которой кто-то залил свинцом. Немного побитый
ржой и очень острый, с оттиском потёртого орла с обеих сторон от
лезвия и кожаной обмоткой поверх рукояти. Этот орёл очень сильно
напоминал имперского, того самого, что служил гербом Российской
Империи в моём родном мире, Первоисточнике.
Только увидев это изображение, я поймал себя на том, что
улыбаюсь. Орёл стал напоминанием о родине. Если местные люди хоть
капельку похожи на нас, такие же упорные и сильные, они не могли
погибнуть все до единого.
Одежду и обувь я нашёл по дороге к каменному строению,
намеченному для ночёвки. Зашёл по пути в пару домов. Осторожности
не терял, но и не медлил. В первом прохудилась крыша и внутри было
влажно, всё в плесени и грибке. Искать вещи в груде гнилья было бы
опрометчивой потерей времени. А вот во втором доме мне повезло.
Кожаные сапоги на полразмера больше, чем надо, стоящие колом и
потрескавшиеся. Пыльная рубаха, штаны, кушак, пованивающий плесенью
— вот и все находки. Топорик я держал в руке, не выпуская, удобная
кожаная петелька обхватила кисть, так что, даже если вдруг упаду,
топор из руки не вылетит. Сапоги натирали с непривычки, но не
сильно, а погрешность в размере кое-как компенсировалась
обмотанными вокруг голых ног портянками-тряпками. Стрелы, найденные
в башне, я выбросил, а вот узкую вытянутую корзинку с приделанным к
ней ремешком, в которой я их нашёл, приспособил под переноску
тройки найденных там же факелов и забросил на спину. Зажечь факелы
было нечем, но я планировал пройтись по домам с рассветом.
В таком виде я и оказался перед каменными ступенями, что
поднимались к тёмному зеву широкого похода в храм. А то, что это
был храм, при ближайшем рассмотрении не поддавалось сомнению.
Восемь каменных голов смотрели на меня с резных колонн, покрытых
письменами, пока я, опираясь на посох, поднимался по ступеням
вверх.