Мама была приятно удивлена нашим ранним приходом. Дом был пуст,
отец и старшие братья пропадали в кузнеце, Бьерн, скорее всего,
ухлестывал за очередной красоткой, как говорила мама, а Элдай еще
на рассвете отправился на озеро за рыбой. Радость мамы от нашего
прихода была основана, скорее всего, на том, что теперь она могла
перевалить на нас всю грязную работу по дому. Таким образом, мне
досталось мытье пола, а Киму — чистка очага, кормление уток, кур и
свиней.
Так, в делах, незаметно приближался вечер. Я старалась не думать
о том, что произошло сегодня утром, полностью надеясь на то, что
новый день принесет не только свежий ветер, но и свежие мысли. К
обеду вернулся Элдай, за ним — Бьерн. Ребята натаскали воды из
колодца и отправились в кузницу, отнести обед Тэйро, Кариму и папе.
Мы же с Кимом есть не стали, за что получили по подзатыльнику. «На
сладкое», — как сказала мама.
Ближе к закату дверь в избу распахнулась и в горницу вошли
братья вместе с отцом.
— О, и двойняшки уже дома. А мы думали, вас опять семью собаками
не сыщешь, — хихикнул Тэйро.
Смотря на братьев, я невольно подумала, в кого я только такая
уродилась. Все широкоплечие, высокие, смуглые, с карими глазами и
темными волосами. Мечта любой девушки. Пошли в отца и маму. И я,
чахлая, худосочная, как поганка среди белых грибов. Карим
выразительно принюхался и торжественно изрек:
— Есть хочу!
— Все хотят, — хмыкнул Бьерн и прошел к столу.
— Мара, ты чего грустная такая? — спросил Тэйро, усаживаясь за
стол.
Я неопределенно пожала плечами и вздохнула.
— Да так, настроения нет.
— Ну понятно. Ким, — позвал Тэйро.
Брат подошел к столу и вопросительно поднял глаза на Тэйро.
— Почему наша малышка грустит? Опять подрались? — Старший брат
сурово свел черные брови и посмотрел на Кима.
— Нет, — буркнул он и сел рядом со мной, чем немало озадачил
всех остальных.
Все зна ли: единственное, что могло заставить нас с Кимом
грустить, — это ссора между нами.
— Они с самого утра такие, — сказала мать, ставя на стол горшок
из печки.
Отец подошел к нам со спины и положил на головы свои огромные
мозолистые ладони.
— Что стряслось? — просто спросил он.
Я подняла глаза на отца, и сердце болезненно сжалось. Врать было
тяжело, но так необходимо.
— Да все нормально, папочка, садись кушать, — сказала я.