— Нима, что скажешь мне ты? — отстраненно спросил Орэн, будто
заранее зная ответ.
— Я говорю тебе «да», маг, но ставлю условие, — сказала мать
неожиданно жестко. — Марами и Энаким должны будут проводить дома не
меньше месяца в году.
— Пока я буду отвечать за них, я могу это обещать, — легко
сказал Орэн.
— Да будет так, — кивнула Нима.
— А теперь не покажете ли вы мне, хозяева, где я могу поспать
перед дорогой. Завтра на рассвете мы уезжаем.
Казалось, последняя фраза мага произвело больший эффект, чем все
предыдущие новости. Братья, до того сидевшие просто с открытыми
ртами, теперь беззвучно хватали ртом воздух. Папа пересадил меня на
одно колено, а на другое посадил Кима и крепко сжал нас в
объятьях.
Мама тяжело поднялась со стула и пригласила мага следовать за
собой. Как только Орэн исчез из комнаты, к объятиям отца
присоединились еще четыре пары рук. Никто не спрашивал, как нас
угораздило влипнуть во все это. Мои братья просто старались на
несколько мгновений дольше удержать маленьких близняшек в своих
объятиях.
— Энаким, — зашептал отец, — Марами теперь на твоем
попечении.
— Да, и если хоть волос упадет с ее головы, — угрожающе
продолжил Элдай.
— Одним словом, — сказал Карим, — ты в ответе...
— За честь и здоровье сестры, — подытожил Тэйро.
Бьерн просто крепко поцеловал меня в макушку и потрепал по
голове Кима. «Кто там еще за кем будет присматривать?», подумала я,
но вслух ничего не сказала. Через несколько мгновений вернулась
мама.
— Я хочу поговорить с Марами... наедине, — сосредоточенно
сказала она.
Братья, как по команде, разомкнули объятия и разошлись по своим
комнатам. Остались только я, Ким, отец и мама.
— Наедине, — повторила она.
Мы с братом аккуратно поднялись с колен отца. Ким и папа
направились за братьями, а я осталась одна посреди обеденного
зала.
— Мара, — с болью в голосе сказала мама и распахнула свои
объятья. Со слезами на глазах я кинулась в них, как в омут.
— Мамочка, — всхлипнула я, задыхаясь от нахлынувших эмоций. — Я
позабочусь о нем, не волнуйся, все с ним будет хорошо, я помогу,
только ты не волнуйся, я позабочусь, — продолжала я лепетать, даже
сама не понимая, что за бред несу.
— Я знаю, детка, — нежно погладив меня по голове, проговорила
мама. — Я хочу поговорить не о нем, а о тебе.
Я отстранилась от матери и посмотрела в ее мутно-коричневые
глаза, наполненные непередаваемой тоской.