Хочу крикнуть ему, что это нельзя есть, но не могу издать ни
звука.
Ким с удовольствием откусывает мякоть уже разлагающегося плода и
переводит взгляд помутневших глаз на меня.
— Вот так и живу, Эм. А тебе пора вставать, — как бы между
прочим произносит он.
— Ч-что? — пытаюсь переспросить я, но окружающий пейзаж вдруг
подергивается дымкой, а меня выкидывает из сна, словно рыбу на
берег.
Ртом хватая воздух, я пыталась отдышаться и прийти в себя.
Сделать хотя бы один нормальный вдох казалось очень сложно. Спертый
нагретый воздух чердака, где я сейчас находилась, делал эту задачу
практически невозможной. На дворе была середина весны. Крыша
таверны, в которой я жила уже добрых два с половиной месяца, за
весь день нагревалась до невероятных температур. И несмотря на
настежь распахнутое окно, спать на чердаке было практически
невозможно. Мое тело покрылось липким холодным потом, белоснежная
простыня была смята, а точнее, скаталась в один непонятный клубок.
Но больше всего мне было не по себе из-за сна, который мучил меня
уже не первую ночь подряд, заставляя вскакивать задолго до восхода
солнца. Уснуть после пробуждения я уже давно не пыталась.
Каждую ночь я видела Кима. Иногда мне снилось детство,
проведенное в Пограничье. Эти сны я любила, после них оставалось
сладостное послевкусие с легким оттенком грусти. Но чаще я
встречалась с ним в саду у огромного белоснежного особняка с
коричневой крышей. За все это время он так и не пригласил меня
внутрь. Думаю, оно и к лучшему. В Ирэми считается, что зайти в дом
покойного означает скорую смерть. В это верила моя мать. Я же —
нет. Ведь сны — всего лишь сны, так ведь?
Столько дней прошло с того утра, которое я встретила у костра в
горах Пограничья… Тогда была страшная метель, и мне иногда кажется,
что тот снег до сих пор кружит где-то глубоко у меня в душе. Вот,
даже сейчас, на улице жарко и душно, а я замерзла...
Вспоминая прошлое, я порой думаю, что и не со мной это было.
Всего-то семнадцать лет мне было тогда, а ощущения такие, что за
это время я прожила совершенно иную жизнь.
Из Пограничья я ушла ровно через сутки после похорон брата. Если
бы не практичность, с которой подходила моя демоническая натура к
любой ситуации, то ушла бы и раньше. Но, здраво рассудив, что в
одном платье и вечерних туфельках далеко не уйдешь, я решила
наведаться в деревню. Как я и ожидала, мой родной дом был пуст, а
деловитая Нимария не оставила в избе ничего, кроме старого веника и
дырявого ведра. Вспоминая тот момент, когда переступала порог
родного дома, я до сих пор не могу понять, что со мной тогда
происходило. Я знаю, как должен вести себя нормальный человек в
такой момент: плакать, переживать... Ну хоть что-нибудь
чувствовать! Я читала, как героини романов, возвращаясь в родные
дома, где давно не были, потому как судьба-злодейка, не щадя,
швыряла их по свету, трогали стены, вспоминая моменты радужного
детства, плакали, опять вспоминали. Но ведь человеком я не была,
может, потому и не чувствовала ничего? Зашла, осмотрелась, вышла,
не найдя ничего, что могло бы мне пригодиться.