Решение пойти в дом травницы было неожиданным, но самым
разумным. И не потому, что я испытывала к ней что-то, а потому, что
была уверена: ей можно доверять. Все же ей не раз приходилось
вытаскивать меня с того света. К тому же я часто помогала ей с
травами, да и вообще, люди хорошо относятся к тем, кого им
приходилось нянчить и спасать. И я не ошиблась. Правда, сначала
Рэйна едва не потеряла сознание, узрев меня на пороге дома. Но все
обошлось.
Травница впустила меня в дом, пыталась накормить, но к еде я так
и не смогла прикоснуться. А затем что-то надломилось внутри, и я
заговорила. Рассказала ей все, с того самого момента, как я и Ким
покинули Пограничье. Она слушала и не перебивала, а потом, так же
ни о чем не спрашивая, помогла мне собраться в дорогу. Поняв, что
меня, скорее всего, будут искать, достала с одной из полок толченый
корень какого-то дерева, заставила намочить голову. После чего
долго втирала порошок в волосы. Так я стала шатенкой.
Правда, не обошлось без сюрпризов. Мой натуральный цвет волос
буквально сжигал краску, и ее приходилось наносить каждые четыре
дня. Еще Рейна остригла мои волосы где-то по лопатки, но они
отросли до прежней длины за неделю. Потому теперь я стригла их
постоянно.
Травница дала мне сапоги мехом наружу с плоской удобной
подошвой, теплую куртку на заячьем меху, брюки, рубаху и несколько
простых домотканых платьев. Не бог весь что, но без этих простых
вещей мне было никак не обойтись. Рэйна уложила запасные вещи в
заплечный мешок, добавила к ним нехитрые припасы и кое-что по
мелочи. Я же аккуратно уложила туда свое красивое платье, чудом
уцелевшее в эту ночь, и сумочку. Туфли пришлось выкинуть.
Уходя из Пограничья, я чувствовала, что за моей спиной
закрывается плотная, невероятно тяжелая дверь. Дверь, за которой
остался не только мой названый брат, но и любовь, молодость,
счастье, радость. Что ждет меня впереди, я не знала. Я просто шла,
по колено утопая в снегу, иногда проваливаясь по пояс. Но все равно
продолжала упорно двигаться вперед. Не знаю, почему я решила
уходить через лес. Возможно, подсознательно хотелось, чтобы мне
было тяжело идти, жить, существовать. Казалось, что смерть Кима
тяжелым камнем вины легла на мои плечи. Предательство и обман Дрэя
удушливым грузом сдавили грудь, мешая дышать. Я чувствовала себя
виноватой не только по отношению к брату, но и к женщине, что
воспитала меня. Как я могла похоронить Кима, не сказав ей об этом?
Самое ужасное, я не могла найти в себе силы отправиться в Карген,
постучать в ее дверь и рассказать, что с нами произошло. Слишком
пугало меня то, что пришлось бы увидеть в ее глазах. Малодушно, я
знаю, но на подвиги сейчас я была не способна.