Последнее, что она помнила достаточно четко –
растерянное лицо Зака, с которого белыми хлопьями стекала пена.
Тогда же до Одри дошло, как глупо она себя повела, но в следующую
секунду уже стирала пену со своего лица. Завязалась настоящая
пенная баталия, к которой подключились и другие люди. Было весело,
как в детстве, только насквозь сырое платье липло к телу,
собиралось на талии, коротенькая юбка плавала вокруг бедер
маленьким желто-зеленым пятнышком.
Потом из памяти начали выпадать целые эпизоды. Вот
она снимает босоножки и бросает на дне бассейна. Возбужденно
визжащая Виола скидывает лиф купальника, несколько девушек делают
то же самое. Невозмутимый Айзек с разбегу прыгает в воду прямо в
темных очках, поднимая волну. Одри не удерживается на ногах и
падает в объятия… чьи-то объятия, потому что все окончательно
смешалось – голубая вода, белая пена, загорелые люди, цветные
бокалы...
Одри закончила собираться и спустилась в роскошный
зал ресторана, который в числе всего прочего отвечал за функцию
“все включено”. Заглянув утром во время купания в зеркало, Одри
пришла в ужас. Нанесенная в несколько щедрых слоев черная тушь за
ночь превратилась в совсем не симпатичные синяки, а жидкая подводка
и серебристо-серые тени размазались по лицу. Волосы пришлось
сначала отмачивать в горячей воде, а потом через боль и слезы
продирать пальцами. Лак вступил с местной водой в какую-то странную
реакцию, явно обращенную против Одри, и превратил укладку в
архитектурную композицию странной формы и непробиваемой
твердости.
Но самым страшным были даже не эти мелочи жизни, а
то, что их наверняка видел тот, кто принес Одри в номер и уложил в
постель. Ну, может, ночью все было еще не так плохо… Нет,
наверняка, было.
Отсюда начиналась самая мутная часть воспоминаний. В
ней Одри нес на руках мужчина с такими восхитительно сильными
руками, что с них не хотелось слезать. Он уложил Одри в постель и
собрался уходить. Было темно, голова кружилась, а в мыслях царил
полный хаос. Поэтому Одри сделала то, что не должна
была.
Она поцеловала этого мужчину. Ведь это был Сильвер,
никаких сомнений. Больше просто некому.
– Я бы сказал вам “доброе утро”, но чувствую,
добра в нем не очень много, – улыбнулся Зак Мэллори, отсалютовав ей
стаканом с апельсиновым соком. Раздражающий гид стоял возле столика
регистрации, где девушка вносила в журнал всех участников тура,
пришедших на завтрак.