– А сколько времени понадобится, чтоб стать мастером-хрустальщиком?
– Вся жизнь понадобится. Вот Трофим Анюткин мечтал сотворить царь-вазу, всю увитую лилиями – не успел…
Тимофей Иванович закурил. Во дворе Эвелина ловила кур, щупала, и которая с яйцом, закидывала в сараюшку с сеном, чтоб не неслись где попало. Баранский уехал на бричке с визитами к соседям, повариха Евдокия, дородная баба с отвислым жирным подбородком, и две приглашенные помощницы орудовали на кухне – пекли, жарили, парили, варили, распространяя вожделенные запахи по всему поместью Баранского. Сегодня вечером пан Баранский устраивает веселый аукцион, будут продаваться стеклянные цацки по цене – кто больше. Торги всегда шли с шутками, прибаутками, иной раз такими, что впору уши затыкать, но поскольку компания была только мужская, то уши никто не затыкал, а за каждую похабщину штрафовали – заставляли осушить кварту медовухи. Стол ломился от обилия разных пирогов: разваляев с рыбой, мясом, грибами, капустой, горохом. Блюда с запеченными в тесте окорочками, а уж сладких пирогов – не счесть. Евдокия не уступала в поварском деле никаким городским шеф-поварам. Иной раз подвыпивший Баранский говорил поварихе:
– Кабы ты, Евдокия, была бы не такая мясистая, я бы тебя в спальню пригласил.
– Так пригласи, пан. Попробуем, может, сладится…
– Не-е, не сладится. Я как гляну на твой подбородок, ну, чисто жирный налим, так сразу ж пас, пшик. Царствуй на кухне, а в спальню тебе хода нет.
Евдокия не обижалась на панову откровенность. «Подумаешь, евнух вяленый. На кой пим мне твоя спальня, твой конюх, Конек-горбунок – вот ето мужик. И слова его праведные: «Ты, Дуняшка, царь-баба. Слаще тебя я не знал. Есть где согрешить с холода-мороза». А то – тьфу, спальня пузача усатого».
Застолье с торгами заканчивалось, когда светало. Гости разъезжались хмельные, усталые, но довольные. Отвели душеньки свои, попили-поели вволюшку. Позубоскалили до одури. И увозят своим женам и дочерям диковинные подарки. Баранский свалился на веранде, распластавшись на широкой софе, и через минуту задавал такого храпака, что его два длинных уса подскакивали кузнечиками, на влажные губы то и дело присаживались по очереди две запоздалые мухи – осень, а им все нет покоя.
Садовник выкопал около сотни саженцев-годовичков, несколько корешков флоксов, своих любимых цветов, сложил в сумку пакеты семян астр, хризантем, кое-какие садовые инструменты и еще кое-что по мелочи, что могло пригодиться там, где не было не только плодовых деревцев, но и цветов под окнами, за исключением чахлых кустиков сирени да желтых «лисьих хвостиков», кое-где уцелевших. Фургон загрузили до предела. Евдокия вынесла две плетенки из лозы, наполненные яствами со стола, да еще и по доброму куску соленого сала с чесноком и тмином.