– Нехай ключи отдаст. Мы по-благородному желаем.
– Ключи не отдам, я в ответе за сохранность этого дома.
– Бей Шунейку, – заорал самый нетерпеливый, по прозвищу Хвост.
– Раз, два – взяли…
Папа ушел, оставив дверь на волю рока, прошел на кухню, спустился под пол, прополз до погреба и выдавил себя сквозь слуховое оконце, оказавшись в густых зарослях малинника. Не успел сделать нескольких шагов, как услышал знакомый голос:
– Пан Шунейко, это я, Петр Звонцов. У меня конь оседлан за Павловой банькой, я мигом в Сенно – надо этих выпивох урезонить. А вы палите из ружья. Я – свидетель, если что… Поспешайте домой, там же жена, дети.
И они разбежались – Звонцов к своей лошади, а папа к нам.
Дубовая дверь панского дома не поддавалась. Хвост предложил:
– Давайте его Анюту с детишками пугнем – отдаст ключи!
Мама услышала топот многих «озорников» и тут же на крыльце голос папы:
– Анюта! Открывай!
Мама рванула задвижку и только успела закрыть за папой дверь на засов, как к ней привалилась ватага мужиков – вот-вот выломают. А папа уже с ружьем взобрался на опрокинутую вверх дном бочку и просунул ствол в щель над дверью. Когда дверь затрещала, папа бабахнул из ружья, как будто из пушки.
– Всех перестреляю, на то мне и ружье дано. Дом панский громить не дам, детям школа надобна, – громко высказал свое решение папа и на всякий случай зарядил ружье новым патроном.
– Ты еще попомнишь нас, – загалдели притихшие было мужики. А Хвост фальцетом перекрыл галдеж:
– Мы ж тебя упреждали.
И тут Антошка на чердаке ударил шкворнем в подвешенную им железку, наделав звона-грома. Затем, высунув голову в чердачное оконце, скомандовал: «В атаку!» – и азартно стал швырять заранее припасенные им камни, куски старого кирпича и черепки битой посуды. Весь этот шквал – орудие нападения – летел в ночную темень. Мужики, матерясь, удалились, а папа вышел на крыльцо и еще раз бабахнул поверх садовых деревьев – так, для острастки.
В эту ночь мы уснули только к утру, на меня напал колотун, и я никак не могла согреться.
В полдень из Сенно прибыли верховые в кожанках, в фасонных галифе и хромовых сапогах со шпорами. Бабаедовцы ломали головы: как узнало сенненское ЧК, что произошло в Бабаедове минувшей ночью. Всех пожелавших – ни жить ни быть – разломать панские камины и голландские «группки», чтобы подлатать свои развалюхи-печи, собрали у прясла панского дома. За всем, что происходило, наблюдала порядочная толпа. Погромщикам повязали руки за спинами, усадили в бывшую панскую телегу, в какой ранее возили снопы с поля. И пока Петр Звонцов, усталый и хмурый, возился, запрягая своего коня, чтобы отвезти арестованных в Сенно, Хвост каялся: