- Еще раз повторю, если кто с первого
раза не понял: с этой секунды мы даже не отряд, мы – единый
организм. Каждый боец которого – его орган. Откажет печень или
почки – всему организму хана. Хихикаете? – фыркнул, в принципе,
только Аникеев, но Степан просто не мог оставить подобного без
внимания. – Дай-ка угадаю, про что подумал? Небось, про блудень
молодецкий дурная мысль в головушку пришла?
Бойцы, не скрываясь, заржали, а лицо
Аникеева покрылось красными пятнами – хоть прикуривай.
- Всегда говорил, что шутка в бою
жизнь спасает. На войне без юмора никак нельзя, поскольку душа
выгорает, а человек без души – труп. Но тут ты, браток, мимо кассы
попал, не тот случай!
- Виноват, тарщ командир! Глупость
сморозил!
- Ну, формально-то говоря, ты и слова
не произнес! – широко улыбнулся старлей, по лицам разведчиков видя,
как спадает напряжение, пожалуй, что и взаимное. И только
многомудрый Левчук, зараза эдакая, внешне никак не прореагировал,
разве что едва заметно ухмыльнулся в прокуренные усы. – Ладно,
пошутили – и будет. Всем все понятно? Книжку про трех мушкетеров
читали?
- Читали, - на сей раз подал голос
радист. – А чего там в той книжке такого особенного?
- Да ничего, в принципе, - пожал
плечами Степан. – Просто девиз у них хороший был, «один за всех – и
все за одного». Вот так и мы. У одного патроны в неподходящий
момент друг об дружку звякнут, фриц услышит – и даст очередью. И
всем остальным полный трындец настанет. Короче, заболтались мы.
Проверились, готовы? Тогда двинули…
- А вопрос можно? - неожиданно подал
голос тот, кого старлей меньше всего ожидал услышать – старший
сержант Баланел.
- Задавай.
- А вот как мне шутить, коль вся
семья под румынами осталась – жена с двумя дочками, да мамка
старая? А румыны нас сильно не любят. Узнают, что я под Одессой да
в Крыму воевал – а мы там много мамалыжников под землю спровадили,
– всех повесят, а дом спалят. Может, и некуда мне уже возвращаться,
кто знает…
Степан на несколько секунд откровенно
завис: ну, и что ему отвечать? Ох, не вовремя Никифор свой вопрос
задал, ох, не вовремя! И ведь не смолчишь: вон как остальные
напряглись. Да твою ж мать!
- А я за товарища старшего лейтенанта
сам отвечу, - внезапно пришел на помощь Левчук, сделав рукой
незаметный жест – «мол, молчи».
И продолжил – жестко, резко, даже не
произнося, а выплевывая слова: