- Вперед, Санька! – заорал старлей,
от волнения позабыв про подключенный к ТПУ шлемофон, и
механик-водитель послушно увеличил скорость, рывком бросая
бронетранспортер вперед и уходя из пристрелянного сектора. – Вон
туда давай! Иначе минами накроют!
Вовремя – то справа, то слева стали
подниматься кусты минометных разрывов. По броне звонко забарабанили
осколки и подброшенная взрывной волной галька. Несколько осколков
пробили резину колес, но система автоматической подкачки пока
справлялась, компенсируя давление, и бэтээр даже не сбросил
скорости.
Преодолев неширокую полосу пляжа,
«восьмидесятка» добралась до первой линии вражеской обороны.
Грохотала, не жалея боеприпасов, башенная пулеметная установка,
ревел всеми своими двумястами с лишним «лошадками» дизель, подвеска
с легкостью скрадывала любые неровности. Снеся проволочные
заграждения и перемахнув опоясывающую зону высадки советского
десанта траншею, БТР крутнулся на месте, развернул башню и двинулся
вдоль окопов, продолжая долбить из обоих пулеметов, и
крупнокалиберного, и ПКТ. Широкие колеса подминали зазевавшихся
гитлеровцев, впечатывая их в неподатливую землю легендарного
плацдарма. Скрежетала по днищу зацепившаяся за левый буксирный крюк
колючая проволока.
«Странно, почему мы одни, отчего
остальные не высадились? Ведь следом вся десантно-штурмовая рота
шла, лично видел, как они трюм покинули? – осмотревшись через
командирский перископ, задался вопросом Алексеев. - Может, их бэтр
течением в сторону снесло, пока к берегу плыли? Кстати, и
«Новороссийска» тоже не видать, а ведь должен артогнем прикрывать?
Один залп бортовых РСЗО, и нам бы вовсе не пришлось боеприпасы
тратить - весь пляж на полметра вглубь в выжженную землю бы
превратили. Две пусковые по двадцать стволов – силища покруче
местных «Катюш». Только нет ведь никого, вот какое дело. И бойцов в
десантном отделении отчего-то тоже нет, только экипаж – он сам,
мехвод Санька Никифоров да наводчик Коля Боровой. Что за
чушь?!».
- Командир, танк! – вскрикнул
Никифоров, бросая бэтээр в сторону, и старшего лейтенанта
болезненно впечатало плечом в бронированный борт.
Сдавленно выругавшись, Степан
взглянул в смотровой прибор, установленный в правом скуловом
бронелисте. Танк, уже виденный им в этом времени угловатый Pz-IV, в
точности такой, какой он спалил двумя гранатами в последнем бою,
неторопливо выползал из-за невысокого прибрежного холма. Плохо,
реально плохо – против его брони их пулемет не играет, вообще
никак. Окажись на его месте что-нибудь легкое, «двойка» там, или
творение чешских танкостроителей, можно было вовсе не париться:
башенный КПВТ прошил бы его едва ли не навылет. Или даже без «едва
ли». Но тут им ничего не светит, от слова «совсем». Зато всего одно
попадание башенного орудия – и амба, как морячки говорят.
Разворотит, словно консервную банку, от лобовой брони и аж до самой
кормы.