День клонился к вечеру. А может быть, ночь уже давно вступила в свои права. Или наступило утро, какое-нибудь обычное серое утро. Выйти бы хоть ненадолго на поверхность, посмотреть, какое нынче время суток, какое время года и светит ли по-прежнему это беспощадное солнце, или снег уже укрыл всю землю, дни съёжились от холода, а ночи удлинились?
– Да выйдешь ты скоро, выйдешь, – послышался за спиной знакомый сварливый голос.
Дмитрий Олегович обернулся. На стуле (неизвестно откуда появившемся) сидел Эрикссон. Нога на ногу, острый носок не знавшего грязи ботинка чертит в воздухе геометрические фигуры разной сложности.
– Вы за результатами последнего задания? – спросил бывший ученик так, словно они расстались вчера. – Я придумал пару вариантов.
– Забудь о них. Это была обманка. Твоё время вышло.
Всё-таки смерть. Это лучше, чем ещё несколько десятков лет заточения. Но ученика он всё равно не воспитал. А значит – наказание. Снова наказание, опять, сколько уже можно?
– Обучение закончено, – продолжал Эрикссон. – Осталось только сдать экзамен – и ты свободен. И я свободен.
– Куда – свободен?
– Туда! – неопределённо махнул рукой учитель. – Туда, на волю, к живым человекам. Откуда я тебя взял сюда, в этот инкубатор. Чтоб довоспитать. Ты же угрохал меня до того, как ума-разума набрался. Пришлось вот…
– Свобода? Совсем?
– Не раньше, чем сдашь экзамен.
– Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что?
– Ты ведь напросишься, – беззлобно проворчал учитель, – что пойдёшь и принесёшь как миленький.
– Извините, – непонятно за что извинился Дмитрий Олегович и присел на свою койку.
– То-то, – ухмыльнулся Эрикссон и, размахнувшись, как при игре в фрисби, бросил ему через всю комнату листок бумаги.
Ученик поймал «летающую тарелку» и вопросительно посмотрел на учителя.
– Твой экзаменационный билет, – пояснил тот. – Читай.
Дмитрий Олегович послушно развернул сложенный пополам плотный листок бумаги и прочитал отпечатанный на машинке текст:
– «Первая часть вмещает в себя всё, в том числе и вторую. Вторая зачастую бывает больше целого. Искомое названо в честь того, что названо в честь него. Впрочем, то, в честь чего оно названо, непременно отыщется внутри».
Он повертел «билет» в руках, поскрёб ногтем, даже попробовал на зуб. Никакого продолжения, никакого пояснения.