Мимо пронеслась лакированная пролётка с зашторенными окнами. Похоже, кто-то из чиновников что было сил драпал из ставшего опасным города. Еще вчера Клеман от души позлорадствовал бы.
Ради чего всё? Кушай, любимая Валация, жри – всё для тебя и для твоего убогого сына Родольфа! Да вот только нет Валации. Умерла она в тот день, когда Стефан подписал отречение от престола. А воскрешать мёртвых – грех.
Решение пришло простое и ясное: сжечь все эти чертовы книги. Какими же изуверами были предки, сокрыв в них ключи от адских ворот!
Он влетел в галантерейную лавку – виски заломило от запаха лаванды. Швырнул на прилавок ассигнацию, схватил с полки бутыль керосина, упаковку спичек и, не дожидаясь сдачи, бросился наружу. В отражении витрины мелькнул знакомый силуэт в чёрном пальто.
Да достань уже свой револьвер, да застрели меня – чтобы не было так невыносимо!
Дверь кельи была приоткрыта.
Клеман замер, осматриваясь. Пусто. Книги, ещё вчера лежавшие аккуратной стопкой в середине комнаты, исчезли.
Окаянница сидела на полу, обхватив руками колени.
– Катаржина? – растерянно окликнул ее Клеман.
Она подняла голову. Черты её лица странно заострились. Рубаха на груди потемнела от крови.
– Не стала я их убивать, Клем, – вымученно улыбнулась она. – За что? Ладно ещё взрослых гадов, а то – двух парнишек годовалых. Глядят на меня, как галчата, лопочут что-то по-своему. Я на них смотрю – и понимаю, что не могу. Хватит с меня.
– Тогда кто же их всех перебил?!
– Спроси Вацлава, – через силу ответила она.
– Это он тебя… погоди. Ты ведь бессмертная?
– Не совсем. Пока по моей душе читают канон – я здесь. А сегодня, видишь, Вацлав решил дать мне отставку.
– Может, забыл?
– Такие не забывают. Нет, Клеман, я сама выбрала. Лучше уж в ад, чем жить по-вашему. Никогда, поверь, никогда женщин и детей… – она осеклась. – Ладно, чёрт. С женщинами всякое бывало. Но детей – точно не трогали. Для кого же всё, если не для них?
Она закашлялась.
– Я вот думаю – может, затем канон и читают? Чтобы такая вот тварь вроде меня вернулась и… И ведь знаешь, какая цена, знаешь, что там, в твоем аду – и все равно…
– Ты побудь здесь, – перебил её Клеман. – Я найду Вацлава!
– Бесполезно, – прошелестела Окаянница. – Ты просто рядом посиди, чтоб не так страшно. Ты хороший. И имя у тебя красивое. Клемент, милосердный.