Герман попытался стряхнуть с себя
чужое воздействие, но оно оказалось слишком сильно. Уровень силы
запредельный. Пока он рядом с Кишманом, у Германа просто не было
шансов. Он сомневался, что ему вообще дадут открыть рот.
– Вальтер, – декан решил вмешаться. –
Учитель Гротт, перестаньте копаться в моих курсантах.
Холод исчез. Герман выдохнул,
вынужденно признаваясь себе, что успел испугаться.
– Простите, – он склонил голову,
пряча лицо. – Я не хотел вам мешать.
Собираясь уходить, Герман снова
пересекся взглядами с учителем Гроттом. Его эмоции были скрыты, и
Герман решил больше не испытывать судьбу и, снова извинившись,
пошел прочь.
Холодный внимательный взгляд еще
долго буравил ему затылок.
Альберт проснулся от того, что кто-то
деликатно тряс его за острое плечо, торчащее из-под сползшего
одеяла.
– Нянь… ну нянь… Еще полчасика,
пожалуйста! – в полусне пробормотал он, изображая улитку. Но
втянуться под одеяло полностью ему не дали, и почти сразу он
лишился своей “раковины”. Прохлада из открытого окна противно
защекотала пятки, потихоньку забираясь выше, и уже весь Альберт
трясся от холода, с укоризной глядя на своего мучителя.
– Зачем ты так? – Берт сел, неловко
приглаживая буйные кудри, после ночи превратившиеся в золотистое
гнездо. – Что случилось?
Герман швырнул в него скомканное
одеяло.
– Подъем, – скомандовал он, мысленно
посмеиваясь над сонно моргающим соседом. – По расписанию утренняя
зарядка, душ, завтрак и твоя первая лекция. Не успеешь на зарядку,
и завтрак тебе уже не понадобится.
Понукаемый уверенным строгим голосом,
Альберт торопливо вскочил с кровати, ударился о верхнюю полку,
бросился к шкафу, куда накануне определил свои нехитрые пожитки, но
был ловко пойман за химок.
– Эй, а постель заправить? – Герман
отпустил его и покачал головой. – Порядок превыше всего.
Берт уныло поплелся обратно, а Герман
между делом отметил про себя, что некоторым стоило бы навести
порядок не только в комнате, но и в голове. Правда, сколько он знал
Берта, тот прекрасно жил и с полным хаосом вместо мозгов. Многие бы
обзавидовались.
Альберт плохо представлял себе, что
подразумевалось под словами “утренняя зарядка”, а Герман хранил
интригующее молчание.
В итоге обратно к дверям общежития,
которое по традиции именовали не иначе как казармой, Берт добрел,
опираясь на плечо нового друга. Он не помнил, как обстояли его дела
с физическими нагрузками, но догадывался – не так чтобы очень
радужно. Мышцы ныли, в груди бил набат, но вместе с тем даже эти не
слишком приятные чувства казались смутно знакомыми. Берт мог с
уверенностью сказать, что завтра к утру они пройдут и, скорее
всего, больше не вернутся. Вот Герман словно бы и не пробежал
вместе с ним эти три километра, не приседал и не подтягивался. Даже
почти не взмок, что уже само по себе было смертельным оскорблением
для толпы выдохшихся и злых, как цепные псы, курсантов УВМД*. Они
проводили странную парочку косыми взглядами, среди которых
выделялся один. Ролан свалился на втором километре и подвернул
ногу, однако никто даже не стал вызывать медика. Все это видели,
потому и неудивительно, что он просто мечтал сорвать на ком-нибудь
злость.