Возможно, он слишком погорячился,
слишком близко принял чужую злость, пропитался ей сам. И теперь
казалось, будто за ним тянулся серо-сизый шлейф, который был ему
так ненавистен.
Они поспешили покинуть площадку сразу
после того, как Берт закопал тренировочные мечи обратно в
песок.
– Ты это меня так защищал, да? – не
выдержал он, когда они оба уже почти подходили к своей комнате.
Испуганно щелкнула одна из попавшихся по пути дверей – Герман
запомнил, что именно за ней находилась комната Рене. Когда Ролан
придет в себя, первым, кто попадет под раздачу, будет именно он,
просто потому, что не относится к близким прихвостням Ролана и не
имеет за спиной мощной поддержки. А злобу и обиду от поражения
обязательно будет необходимо заглушить.
Герман даже посочувствовал рыжему, но
всего лишь на секунду.
– Герма-а-ан!
– Отстань, – он вставил ключ в
замочную скважину и удивленно приподнял брови. Дверь была не
заперта. Резко дернул ее на себя, вваливаясь в комнату так, словно
был намерен застать вора на месте преступления.
Но застал нечто иное.
– Ой, Герман, смотри! – Берт врезался
ему в спину, и только после этого тот прислушался к своим
ощущениям, ослабляя действие кольца.
Они были не одни. Герман резко
вскинул голову, упираясь взглядом в замершую обнаженную спину,
светлую, крепкую, вытесанную словно из камня, но определенно
женскую. Ее обладательница обернулась и тоже застыла.
Это была невысокая девушка с
двумя толстыми русыми косами, она стояла возле окна и прижимала к
груди блузку, как щит. Взгляд ее не сулил ничего хорошего, и Герман
сразу понял – им тут не рады.
– Проклятье, – не удержался он и
выпихнул Берта обратно в коридор. Еще раз взглянул на табличку на
двери. Все правильно, комната 313, никакой ошибки нет. Значит, у
них появились новые соседи. Герман поджал губы и растерянно
посмотрел на Берта, а тот еще не понимал всей трагедии, ведь пока
еще не знал, что в УВМД практикуется не только совместное
проживание обоих полов, но и общие душевые на этаж. Это якобы
приближало к реальным армейским условиям и способствовало
укреплению боевого духа и формированию воинского братства. А ведь
Герман до последнего скрывал это от Альберта и надеялся, что участь
жить с девочками их минует.
Герман занес руку и глубоко
вздохнул.
Потом потряс головой и вздохнул еще
раз.