К краю леса они подошли уже
на закате, солнце уж большей частью за горизонтом
скрылось. Иван Васильевич в подсказках Лешего больше
не нуждался — уж в своем-то лесу он каждый
кустик наизусть знал. На пенечке, на котором дед оставлял
подношение для Лешего, лежала небольшая часть горбушки
и яблоко. Дед не успел остановить девочку —
не ожидал он, что ребенок, увидев горбушку хлеба, побежит
к нему и начнет жевать. А Лерка и правда очень
сильно проголодалась. Потому, увидав лежащую на зеленом мху
румяную горбушку, пусть и не целую, не важно,
девчонка выдернула свою ладошку из шершавой руки деда и,
схватив хлеб, засунула его в рот. Дед только головой покачал,
да принялся извиняться перед Лешим за дитя малое,
неразумное.
Поклонился, глядь — а там
белый стоит, да красивый какой! Не выдержал дед,
наклонился срезать его, а рядом еще один, чуть поменьше,
и еще, и еще... А на шаг от него
и красная шляпка подосиновика стыдливо из травки
выглядывает. Так, не отходя от того пенечка, Иван
Васильевич полную корзину отборных грибов нарезал.
А к тому времени и Лерка горбушку дожевала
и к яблоку приглядывалась, с какого боку его
укусить.
Поклонился Иван Васильевич Хозяину
низко, поблагодарил его за щедрость да милость. Лерка,
на него глядючи, повторила все и вопросительно
на деда уставилась.
— Деда, а мы домой
пойдем? — нетерпеливо дернув его за куртку, спросила
девочка.
— Пойдем. Уж почти
пришли, — пробормотал дед, снова крепко ухватив девочку
за руку. По деревне идти было мимо его дома, потому дед
заглянул к себе, оставить корзинку с грибами. Пока
корзинку ставил, Лерка с земли пару яблок ухватила,
и в одно сразу впилась зубами, глядя на деда
виноватыми глазами. Потрепав заскорузлой ладонью девочку
по голове, дед, вздохнув о дополнительной задержке, пошел
к дому. Усадив ее на крылечке, зашел в дом,
отрезал ей бутерброд с толстым куском колбасы, и, набив
ей карманы печеньем, спешно повел ее домой. Углядев, кого
Иван Васильевич ведет за руку, за ними следом побежала
добрая половина деревни — поглазеть.
Барабаниться в калитку пришлось
долго — уж сумерки на землю опустились, пока
от леса дошли да в калитку стучались. Наконец,
на дорожке, ведущей к калитке, показалась медленно идущая
Юля. Шла девушка неровно, пошатываясь. Взглянув на нее, Иван
Васильевич только головой покачал — бледная, губы синюшные,
под глазами круги черные, темные волосы словно прядями
покрасили — столько в них седины стало.