Тишина в комнате становится тягостной. К ней добавляется ощущение какой-то неопределенности. Тогда я шевелю бедрами, специально задевая его член, и смеюсь.
– Детка, мне сначала надо восстановиться. – Он тоже улыбается и шлепает меня по ягодицам. Я громко вскрикиваю, словно от боли, а потом снова трусь о его член. – Пожалуйста, прекрати, – просит он, и ямочки на его щеках становятся глубже.
Я продолжаю игру.
– Думаешь, я шучу? – спрашивает Эндрю. – Не вздумай сделать это снова, а то пожалеешь.
Естественно, я делаю это снова и приготавливаюсь к воспитательным мерам со стороны Эндрю.
Он больно сжимает мне соски. Я застываю от страха, боясь шевельнуться. Я боюсь, что он их оторвет.
Громко хохочу и хватаю его за руки, однако Эндрю еще больнее сжимает мои несчастные соски. Мучитель!
– Я тебя предупреждал, – говорит он. У него такое серьезное выражение лица, что невольно поверишь в серьезность его действий. – Надо было прислушаться.
– Ну, Эндрю! – канючу я. – Отпусти. Пожалуйста. Отпустииии!
Он облизывает пересохшие губы и спрашивает:
– А ты будешь хорошо себя вести?
Я быстро киваю. Десять раз подряд.
Он сощуривает свои дьявольские зеленые глаза и дергает за соски:
– Клянешься?
– Клянусь могилой моего давно умершего пса Бибопа!
Эндрю в последний раз стискивает мне соски, да так, что я скриплю зубами, потом убирает руки. Он встает на постели и обвивает вокруг талии мои ноги. Наклоняется и легонечко облизывает мне каждую грудь, а потом целует их.
– Так лучше? – спрашивает он, заглядывая мне в глаза.
– Так лучше, – шепчу я.
Он целует меня. Потом нежно занимается со мной любовью. Несколько раз, пока оба не засыпаем, прижавшись друг к другу. Часы на ночном столике показывают три с чем-то.
Я думала, утреннее похмелье окажется более тяжелым. Вчера я напилась. Впервые за несколько месяцев. Но не жалею. Переворачиваюсь на бок, смотрю на часы, и тут мои глаза вылезают из орбит. Самолет, на который Эндрю взял билет, улетел еще полтора часа назад! Сажусь на постели и принимаюсь трясти Эндрю:
– Эндрю! Вставай!
Он мычит, переворачивается и чуть-чуть приоткрывает глаза. Пытается уложить меня и продолжить сон, но я вырываюсь и кричу:
– Вставай! Ты на самолет опоздал.
Единственная часть тела, которая реагирует на мои слова, – это его глаза. Они выпучиваются. Затем оживают и начинают просыпаться другие части.