– У нас выпить что осталось?
Толя развел руки, пожал плечами – сарказм, недоумение, осуждение читались в тоне:
– Как ты рожать собралась!?
Зима, вечер. Вынырнет хилый месяц из мерзкой трясины неба – и того захлестывают лохмы бесноватых облаков. Мечется, стонет неприкаянная поземка. Толя, скукожившись, нырнул в подъезд дома Нади.
Разоблачился в прихожей, прошел в комнату. Она была тускло освещена настольной лампой, стоящей на тумбочке. Кушетка застелена спальным бельем, под одеялом виднелись контуры неподвижного тела. Толя зашел на кухню, выгружал на стол принесенное. Открыл холодильник – высветилась одинокая недопитая бутылка портвейна.
– Опять бухая, – обреченно констатировал он, в глазах тихо загорелась безысходность.
Развернул припасы, поставил на огонь сковороду. Что-то сложил в холодильник, закрыл его. Замер, задумавшись, снова открыл и достал бутылку… Толя выключил светильник, на стенах мерцали причудливые тени. Забрался за Надю, залез под одеяло – она не реагировала.
Глубокая ночь, слабые блики, рожденные непонятно откуда взявшимся светом, лежали на лице Анатолия. Он вдруг резко открыл глаза, взгляд оцепенел, чуть повернул голову. Точно – шли слабые, странные звуки. Резко повернул голову, место рядом с ним было пусто. Собранно сел, внимательно вслушался. Откинул одеяло, встал, включил верхний свет – от кушетки тянулся в ванную (смешанный санузел) мокрый след.
Анатолий осторожно подошел к двери, наклонился, слушал. Открыл дверь. На полу, с закрытыми глазами, с обликом предельного изнеможения, в ночной рубашке, привалившись к стене, сидела Надя. Вокруг лежали пятна крови. Толя резко упал на корточки, непомерный испуг бился в глазах; оторопь вязала рот – вываливались какие-то нелепые звуки. Можно было различить:
– Надюша, что же… ты давай… того… – Он пытался растормошить женщину, и видно было, как трудно дается ему прикосновение. – Ты тут давай… не того.
Надя очень тяжело, медленно открыла глаза. Ясно, упруго смотрела в человека. Голос был неживой, слово тяжелое, роняющееся:
– Ты… уйди. Я сама.
Толя встал, мина испуга не исчезла. Он повернул голову… и увидел. В унитазе, прямо в сливной дыре торчало некое, как бы покрытое живой пленкой. Это некое было сморщенным, несуразным. Верхняя часть – круглая. Различались черты лица: определенное подобие сомкнутых глаз, носа. Вот нечто – горизонтальная полоска, напоминающая рот. И это нечто… шевелилось.