– Что там братко? – Татьяна тяжко вздохнула. – Совсем, видать, иссяк. Приташшыл эту невзгодину на свою голову. Господь наказует за сладку жизнь, батюшка предрекал!
– Живой покамест.
– А ты, гли-ко, теперь по всем делам уполномоченный.
– Что велят, сполняю.
Татьяна с интересом оглядывала парня:
– Служба, гляжу, в доход пришлась, постатнел! Жениться самая пора. – Мазала ехидным взглядом. – Или без нужды? Бают, Василия по всем манерам заместил!
– О том докладать указаний не имею – выходит, промолчу.
Татьяна засмеялась:
– А признайся – глядишь, делу пособлю. Шибко я любознательная!
– А пусть неведомо останется, мне престижу больше.
– Стало быть, и нету Семена – робят, буди, не накормишь, на пече сидя. А коли приспичило, так в конторе у Репнина найдешь – им и воскресенье будень.
Федор въехал во двор дома Карамышевых. Сошел с пролетки. Филька взял лошадь под уздцы, повел распрягать. На крыльцо вышел Василий, смотрел сумрачно. Федор сел на ступеньку, молвил, не глядя на хозяина:
– Дома не застал. Пришел к Репнину – тамо-ка! Репнин кланяется, Семен тож… Отказал!
Василий кивнул молча. Отнял взгляд от работника, глядел вдаль – взгляд пустой, немигающий. Дальше как бы очнулся, сдвинулось лицо, подбородок потер.
– Ты вот что – завтра в Екатеринбург поедем. Как рассветет, так и тронемся.
Федор наказывал в конюшне Филиппу:
– Пойдем-ка пролетку подготовим, дальний путь будет… Гнедка и Красулю запряжешь. Овса им отборного, пусть отстоятся. Подковы осмотри, в городе булыги понапихано, коней ломать.
Филька:
– Не побоитесь вдвоем ехать? Совсем дерзко лихие люди в Пьяном бору балуют.
– Наган под облучок суну, что со службы добыл – два патрона живые, у меня побалуют.
Шевелились надменные кроны сосен, сладко шуршали приветливые ели, рябина горела кровяными каплями. Мерно трюхали лошади, задорно чмокали копыта. Федор, стройно восседая на облучке, пусто глядел в размашистые зады двух ладных животных – правый конь систематически отстреливал богатым хвостом о край пролетки, другой екал селезенкой и редко всхрапывал. Василий накренился в угол сиденья, голова обстоятельно покачивалась. Глаза то отрешенно сосредотачивались на небе, то наливались живым – въедались в величественный пейзаж. Заговорил:
– Помнишь, вот так же мы ехали десяток годков тому?
– Как не помнить.