– А нечего тут понимать, блуд-от в очах прописан. Я ее вдоль и поперек знаю.
– Болеть ли теперь? Из дома вон, с головы долой.
– Боюсь из дома уйти.
– Буде, панихида, тебе все черти одной шерсти.
– За Василия страшно. Мария всех выжила и его сведет – ужо чахнет… Слышала нет-ко? Будто Мария с татями водится.
– Мало ли народ мелет, на нее, вестимо, всех собак вешают.
Елена притеснилась к Авдотье, полушептала:
– А видела я, баушка… Этта иду в лавку. В заулке у тетки Феоктисты пришлый мужик чего-т спытыват. Выровнялись, он и обернулся. Рожа оспяная, брови седые – варнак! После тетка сказывала, до Марии пройти выспрашивал.
– Окстись, таранта – приблазнилось!
– Вот те крест!
Вдруг Елена выпрямилась, вытаращила глаза, пропищала перепугано:
– Да ведь он про Зота наметил прознать! Тожно нас по пути и кокнут!
Прошло два года, стоял погожий день ранней осени. К ограде Карамышевского дома подъехала пролетка, из нее, недужно покряхтывая, вылез Василий. Совсем дядя захирел: погрузнел, постарел, одышка шла за малым движением. Уже ступив на землю, обратился к кучеру:
– Ты, Федор, с Семеном говори помягше, не поминай, что почин Марии. Василий-де сам приехать немощен.
С облучка повернулся молодец. Рус, кучеряв, облачен немудрено, но виду пристойного.
– На хворь и наступай. На родственное – мол, кумовья. – Василий выдавил: – Кланяется, дескать.
– Не сладить, Василий Потапыч, – хмуро сказал Федор. – Шибко Семен осуровел, как крупорушкой завладел.
– А ты не кукуй, расстарайся – больше негде просить.
– Но-о, пошла! – Федор тронул, кивнув хозяину.
В комнате просторного дома за самоваром сидела Татьяна – тоже раздобрела – прихлебывала из блюдца чай. Из прихожей прибег женский голос:
– Никак Федор Стенин пожаловал!
Татьяна выглянула в окно, тронулась на голос. Буркнула неласково:
– Не иначе, какое с Василием стряслось.
В избу вошел Федор, поклонился умеренно:
– Мир этому дому! Здоровьица…
– Проходи, Федя, самовар толькё поспел.
Федор тщательно вытер сапоги, двинулся вслед за Татьяной, оглядывал, походя, жилье.
– Обширно у вас.
– Ты, што ись, не бывал. Год, поди, батрачишь у Василия, а не заглядывал. (Привередливо) Впрочем, и Василий також – гнушают братец… Расскажи-ко, как люди в белом свете обитают? По морям-от, по странам побывал, насмотрелся.
– Живут не тужат, а и тужат – всё одно живут… Мне бы до Семен Андреича нужда. Покалякать бы о делах. Сам Василий Потапыч хворы, меня послали.