«Рамасха?» - на периферии сознания отметила Летта незнакомое имя. Жизнь при дворе научила ее сохранять в памяти любую мелочь. Особенно, имена слуг и охранников. Именно от них зависела жизнь.
С трудом оторвав взгляд от купола Тьмы, клубящейся, словно мириад жадных, жирных, черных змей, принцесса посмотрела на разделявшую их зыбкую преграду. Река считалась нейтральной территорией между равнинным королевством и Северной империей. Широкая и спокойная, она несла свои воды на запад, сливаясь где-то далеко с морем.
В такое время года она всегда покрывалась крепким льдом, но сейчас по всей ширине лед трещал, словно что-то живое, огромное билось в толстую корку.
Гул и треск нарастал. Трещины стремительно расходились. Лед лопался, громоздясь торосами, вода бурлила, выплескивалась фонтанами.
От Тьмы выстрелило толстое щупальце, понеслось над водой в сторону высокого берега, где остановились всадники.
Река тут же вскипела, выбросив водяной жгут. Мерцающая лунным светом вода схлестнулась с вертким порождением мрака. Над землей, перекрывая ледяной треск, пронесся хриплый стон и утробное рычание.
Яррен не дал досмотреть схватку: подхватил на руки оцепеневшую принцессу, передал ее Игиниру, уже сидевшему в седле скакуна, окончательно приобретшего сходство с драконом: с ледяными шипами на голове, клыками в пасти, могучими крыльями с зубчатой ледяной кромкой. Только хвост и грива оставались конскими, но невероятно длинными, струящимися, такими только следы заметать.
Придерживая девушку перед собой, Игинир чуть наклонился к горцу.
- Пару минут, Яррен, и мы будем на безопасном расстоянии, не достанут. Береги себя.
- Какая честь, обо мне сам Снежный принц беспокоится! - рассмеялся упрямец.
- Да сдался ты мне! - фыркнул кронпринц. - Вспомни о Рагаре, самоубийца!
- Вот именно. Это ты вспомни: каков учитель, таков и ученик. Отправляйся уже!
И младший лорд Белогорья, у которого инстинкт самосохранения, похоже, отсутствовал напрочь, бесцеремонно хлестнул боевой перчаткой дракона, несшего аж двух особ королевской крови.
Не ожидавший подобной жестокости скакун взвился, оттолкнувшись всеми четырьмя копытами, как кошка, без разбега. Виолетта, удерживаемая одной рукой и не успевшая схватиться за луку седла, едва не выпала, взмахнула руками, судорожно цепляясь за плащ принца. А меховые рукавички спали с ее рук и мгновенно исчезли в снежной круговерти.