- Много народу у вас в каземате
побило, Рукавишников?
За миг до столкновения, уже после
взрыва мины Уайтхеда, в каземат угодил шестнадцатидюймовый снаряд –
в упор, с дистанции, более уместной для дуэли.
- Хватает, вашбродие. – сокрушённо
вздохнул кондуктор. - Пятерых насмерть, трое сильно пораненые.
Должно, помрут. Ну и побитые почти все – кто контуженный, у кого
кости сломаны, у кого ещё какая напасть.
Сам он щеголял грязной, пропитанной
кровью повязкой, прикрывающей левый глаз и половину лица.
Впрочем, держался кондуктор бодро –
будто это не его лейтенант Остелецкий полчаса назад вытаскивал из
вскрытого, как консервная банка каземата и по заваливающейся набок
палубе тащил на себе к борту чужого броненосца.
- А крепко всё же британцы османам
врезали! - заметил мичман Сташевский. Он стоял тут же, на мостике,
и разглядывал в бинокль то удаляющийся ордер британской эскадры, то
разрозненные дымки над удирающими броненосцами Хасан-Паши, то
покосившиеся мачты, торчащие из воды в полутора милях от
«Инфлексибла». - Три судна, а взамен ни одного своего не
потеряли!
- Как это – ни одного? – возмутился
кондуктор. – А энтот?
Он топнул ногой по палубному
настилу.
– Нескладно выходит, вашбродие - не
три, а четыре кораблика турка потерял. Наш-то вы не подсчитали,
верно?
И кивнул на лежащий на боку
«Хотспур».
- То-то ж, что и наш, а не их! – с
усмешкой ответил Сташевский. – И вот этот, – он похлопал ладонью по
ограждению мостика, - мы с тобой потопили, а никакие не турки. Вот
и выходит, братец, что счёт твой никуда не годится!
Кондуктор поскрёб пятернёй затылок и
лицо его просветлело – это было заметно даже под заляпанной кровью
повязкой.
- Так что ж выходит, вашбродие:
англичашки туркам наподдали, а мы – англичашкам?
- Выходит так, братец. Потому как –
вот!
И показал на грот-стеньгу. Там на
вечернем средиземноморском ветру полоскалось полотнище Андреевского
флага.
А вас, мичман, можно будет поздравить
с Георгием. - заметил Остелецкий. – Как в статуте прописано,
помните?
И процитировал наизусть строки,
написанные ещё при Екатерине Великой:
- …достоин быть написан в подносимой
Нам росписи Офицер тот, который ободрив своим примером подчинённых
своих, и предводительствуя ими, возьмёт корабль, батарею, или
другое какое занятое неприятелем место…
Мичман густо покраснел.