«Наша жизнь скучна, и наши сердца пусты, так как нет у нас Бога; дайте нам бога, достойного поклонения и жертв, и вы увидите, на что мы способны»[138].
Ответ последовал незамедлительно: в 1923 году был создан Бейтар* – полувоенная молодежная организация, в которую вступили десятки тысяч молодых евреев. Примером послужили крупные националистические молодежные движения, возникавшие в эти годы во многих европейских странах. Заместив собою религию, Бейтар требовал безоговорочной преданности, но на сей раз не традиции, а сионистскому делу. Лозунгом организации стали слова еврейского поэта из России, столпа израильской культуры Хаима Нахмана Бялика (1873–1934): «В небе солнце одно, в сердце песня одна, нет другой и не будет»[139].
Стремясь придать вес своей инициативе, Жаботинский ссылался на беседу с Иосифом Трумпельдором (1880–1920), героем Русско-японской войны, служившим во время Первой мировой войны в рядах Еврейского легиона и принимавшим участие в революции 1917 года. Трумпельдор (вошедший в сионистский пантеон, как Александр Матросов – в советский) в частной беседе завещал Жаботинскому, что евреи должны стать народом железа:
«Железо – то, из чего будет сделано все необходимое для механизма нации. Нужно колесо? Готов. Гвоздь, болт, балка? Готов. Полицейские? Врачи? Актеры? Водоносы? Готов. У меня нет личности, нет чувств, нет мыслей, нет даже собственного имени. Я – слуга Сиона, готов на все. У меня нет привязанностей, я предан одной лишь заповеди: строй!»[140]
В этой риторике звучит явно тоталитарная нота: железо и сталь были излюбленными метафорами большевиков. Оправдывая свою политику, Сталин – не менее характерный псевдоним, – также ссылался на свои частные беседы с Лениным. Да и многие другие европейские движения, отмеченные печатью авторитаризма, использовали эти методы легитимации.
Идеологи сионизма издавна прибегают к мессианским образам. Рабочая партия Бен-Гуриона была особенно последовательна в использовании духовной образности, превращая приобретение земли евреями у арабов в «геулат а-арец» («Избавление земли»). Шломо Авинери назвал эти сделки «подозрительными операциями с недвижимостью»[141].
Даже пасхальная Агада* (наиболее известный евреям религиозный текст, в котором описывается Избавление евреев от плена египетского) стала орудием сионистского воспитания. Упоминания Бога исчезли, причем в некоторых кибуцах вместо них в Агаде появились рассказы о первых поселенцах-сионистах и даже о Сталине, «выведшего нас из рабства»