Вместо себя в Ладыжине князь оставил Давыда Путятича. Гридня Шупика взял с собою для пущей важности, от Боняки отговориться не смог, и Серко увязался следом – чем не свита? Ехать было неблизко – солнце уже садилось за сосны, когда из-за дальнего поворота блеснуло озеро и показался рубленый монастырь. Был он мал, но выглядел прочным – крепость, не божий дом. И монах, что, зевая, открыл двери нежданным путникам, не походил на смиренного чернеца – тяжелые кулаки, тяжкая поступь и совершенно разбойничья физиономия. Вызвать батюшку настоятеля он наотрез отказался: сейчас служба, потом отец Евпатий почивать будет. С вечери до заутрени он по обету и слова не говорит, так что незачем вам его, чада, тревожить. Коней можете привязать под навесом, почивать лечь в сараюшке, она пустует. Угостить вас, уж извините, нечем, трапеза давно кончилась. Доброй ночи!.. Злой, как оса, Боняка хотел вступить в перебранку, но князь одернул его – будет. Жалует царь, да не жалует псарь – поутру разберемся.
Заутреню князь отстоял вместе с монахами и челядь поднял помолиться – дело, вишь, предстояло нешуточное. В трапезной им, как и прочим, поднесли по миске овсяной каши, даже без хлеба. Келья отца Евпатия, куда провел князя косоглазый чернец – ни дать ни взять половец, – тоже была почти пуста. Голая лавка, полка с книгами да икона со свечкой. Сам настоятель казался огромным – и не потому даже, что отличался высоким ростом и мощью тела. Он словно полнился изнутри некой силой, светился ей. Особенно это было заметно по взгляду – из-под кустистых желто-седых бровей смотрели ясные, словно два родника, глаза. Изумленному Борису вдруг вспомнились синие глаза тура… блазнится! Князь перекрестился, отгоняя наваждение, поцеловал руку пастырю и начал свой рассказ.
Сперва священник слушал невозмутимо, кое-где ухмыляясь в бороду. Мол, дело молодое, поправимое. Дивный сокол, оборотившийся в тура, тоже не удивил, разве что взгляд у пастыря стал внимательнее. Он кивал, одобряя, постукивал пальцем по лавке… и даже побледнел медленно, словно был ранен:
– Что ты бесу велел, сын мой? Повтори, может, я глух от старости?
Борис чуть повысил голос:
– Хочешь взять Зою в жены – прими Христа. И веди сестру под венец в церковь, как положено у добрых людей.
– И он согласился? – отец Евпатий поднялся с лавки, в келье сразу стало тесно.