Надо сказать, камзол особого
энтузиазма у меня не вызвал. Такое впечатление, что девушки нашили
на него все золотые нити, рюши и кружева, что только нашлись в
доме. Единственное, что меня устроило — это материал и цвет:
глубокий черный бархат выглядел более чем достойно. Но строгий
покрой и благородную красоту наряда напрочь испортило обилие
украшений.
— Отпарывайте, — велел я, когда
девушки приладили на место переделанные рукава и прикрепили карманы
иголками. — Все это… золото, кружева… убирайте к демонам.
Горничные дружно ахнули.
— Как можно, хозяин?! Всю красоту
испортить!
— Убрать, — непреклонно повторил я,
окинув камзол критичным взглядом. — Если увижу хоть одну золотую
финтифлюшку, во дворец отправлюсь в шляпе и в плаще.
Служанки заохали, заквохтали и так, с
причитаниями, уволокли недоделанный камзол. Из коридора еще долго
доносились их жалобные стенания на тему, что «так не положено» и
«новый хозяин честь рода совсем не бережет». Потом их, правда,
оборвал строгий голос дворецкого, но плач, трагическое
перешептывание и горестные вздохи раздавались в доме до самого
утра. А то, может, и весь следующий день, который мне, как назло,
довелось провести в нескончаемой беготне.
Четыре кражи подряд,
одно-единственное заурядное убийство и целый ряд мелких
правонарушений заняли все мое время до обеда. Затем, как и обещал,
я наведался в Белый квартал и совершенно официально забрал из
родительского дома своего единственного ученика, которого мне с рук
на руки передала чем-то изрядно недовольная мать. Мне даже
показалось, что леди Искадо сделала это не слишком охотно и вообще,
не особенно поддерживала решение супруга об ученичестве. Тем не
менее Роберта я все же забрал, выслушал от него сбивчивые
оправдания за вчерашнее поведение. Убедился, что мальчик все понял
правильно, и со спокойной душой оставил его наедине с Мэлом.
После этого времени осталось лишь на
то, чтобы привести себя в порядок, обрядиться в тщательно
выглаженный и по-военному строгий камзол, при виде которого на
лицах слуг появилось совсем уж похоронное выражение. По их общему
мнению, я бессовестно испортил внешний вид и безнадежно загубил
свою и без того невеликую репутацию. А на мою верную шляпу они
вообще покосились, как на врага народа. Шторм, поддавшись всеобщему
настроению, даже уволок ее на темную сторону и спрятал под диваном.
Но ругать его я не стал. Вместо этого прикрыл глаза и ненадолго
призвал Тьму, обратившись к ней с не совсем обычной просьбой.